Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не надо…
— Сделай милость, — темные брови хмурились, глаза смотрели колюче и осуждающе, — заткнись.
Наверное, я первый раз видела его злым по-настоящему, поэтому, замолчав, поджала губы. Хотелось разреветься, но это было бы слишком позорно.
И я молча стерпела, когда он коснулся мокрой тряпкой ободранной присоской щеки. Вода полилась ручейками по моему лицу, закапала прямо на пушистый ковер, я только зажмурилась. Было больно.
Он обработал рану, смазал лечебной мазью, и перешел к следующей — руки тоже все были ободраны и кровоточили. И правый бок, и бедро, и одежда-то на мне висела клочьями. Жалкое зрелище. И абсолютно неуместное в этих апартаментах с серебряными канделябрами.
Через некоторое время лекарство подействовало, кожа перестала гореть.
— Спасибо, — я разлепила зажмуренные во время процедур глаза.
Темный равнодушно вытирал руки полотенцем, оценивающе взглянул на дрожащую от холода меня и принес одеяло, укутав сверху. И все молча, и это напрягало больше всего.
— Теперь я могу идти? — робко спросила я.
— «Теперь», — он сложил на груди руки, пристально разглядывая меня, — у меня к тебе куча вопросов, темная…
— В-вам пок-казалось, — столько приходится врать, а до сих пор ненатурально выходит!
— Да ну? — приподнял он бровь. — Докажи!
— Там без вас Академию разрушают, — напомнила я, переводя тему. — Чудовище, щупальца, товарищи в беде…
— Справятся, — равнодушно бросил он, чем вогнал меня в абсолютный ступор.
— Ректор вам припомнит! — нахально пригрозила я из-под одеяла.
Темный лишь громко расхохотался.
— О, чувствую, он мне многое припомнит… Не так ли, милая безобидная девушка?
Я наивно захлопала ресничками, притворяясь, что намека в упор не понимаю.
— Плохо получается, — вновь серьезно ответил он на мои жалкие попытки. — Я видел твою магию — она темная, так что не моргай мне тут. Примени любое заклинание, — он достал из кармана черный кристалл.
Это будет конец. Конец всему. Один раз монстр уже вмешался в мою судьбу, не дав сравнить мое магическое плетение с кристаллом, второго такого же я не желала.
— Я не смогу! — я вжалась в кресло, почти утонув в нем. — У меня случайно получилось, от страха!
— Напугать? — участливо склонился ко мне темный. Слишком близко, так, что его дыхание коснулось меня. Непозволительно близко, и грех этим не воспользоваться…
В моем арсенале остался единственный способ переключить внимание, истинно женский и самый неприятный.
— Отпустите, — томно прошептала я, опустив глаза.
Положила руки на широкие плечи, привлекла к себе, прижалась всем телом, подавшись вперед, и поцеловала прямо в губы. Мягко, нежно, умоляюще, разве можно отвернуться от такой невинной девушки?!
Он и не отвернулся, хотя сначала я целовала его неподвижные губы, вкладывая всю страсть, на которую была способна… в данных обстоятельствах. И он поддался — ответил…
Глубоко внутри что-то сладостно и торжествующе запело, когда я почувствовала ставший жадным поцелуй этого мужчины. Уверенного, сильного, но к сожалению, темного… При этой мысли я вздрогнула. Он тоже.
Крепкие мужские руки сжались вокруг талии, сгребая в охапку, и… резко оттолкнули в сторону!
— Неубедительно, — холодно произнес он, выпрямляясь. — Из вас паршивая актриса.
Мои глаза широко распахнулись от удивления и… шока. Не такой реакции я ожидала в ответ на отчаянный для своей холодной натуры поступок! А его карие глаза, обычно лучащиеся мальчишеским задором и странной для темного теплотой, вдруг почернели, превратились в ночную стужу.
— Интересно, насколько вы далеко готовы пойти, чтоб не раскрывать свой секрет? — злобно прорычал он, выдергивая меня из кресла, и прижал к стене своим телом. — Думаете, поцелуя достаточно? А если я запрошу больше? Дадите?
Ладонь его с напором, медленно и жадно поднялась от талии до груди, на которой остановилась, оглаживая и лаская. Ладонь была горячая, так и пылала жаром, его тело тоже. От него у меня самой в груди все запылало, дыхание сперло, и я вдруг осознала, что замерла с открытым ртом и распахнутыми, перепуганными глазищами, перед ним, как перед удавом, а вообще-то пару секунд назад сама собиралась стать хищницей. И взгляд напротив меня был злым, даже презрительным, а движения ласковые, нежные, заставляющие колотиться сердце и ждать… чего-то большего. А на губах все еще чувствовался вкус его поцелуя…
В этот момент я возненавидела нас обоих.
— Вот вам! — две фиги уперлись прямо в его лицо, после чего я вывернулась из-под его руки.
Впрочем, он и не особо старался меня удержать.
— Что вы там хотели увидеть? — закричала я в бешенстве, тело колотило ознобом и осознанием, что это мое разоблачение, а стало быть и конец всему — учебе, надежде на светлое будущее, да и со свободой можно распрощаться. — Мою магию? Да подавитесь!
Мои эмоции стали отличной подпиткой. Я стегнула материализовавшимся из воздуха черным, гибким хлыстом, разрубив массивную тумбочку с кучей безделушек напополам.
Рисунок магии тут же отпечатался в кристалле.
— Не нравится, когда вас используют? — не обратив на это внимания, угрожающие произнес магистр, делая шаг в мою сторону. — Неприятно, не правда ли?
— Вас?! — взъярилась я и замахнулась хлыстом снова, но уже на мага. — Используют?!
Удар. Рука лорда резко взметнулась вверх, перехватила мой хлыст, который обмотался вокруг его кулака, не причинив вреда. Ловко. Я оторопело моргнула, а он рванул его конец на себя так, что я чуть не упала в его объятия. Но вместо объятий меня ждала его ладонь, крепче кандалов обхватившая одновременно оба моих запястий.
— Не слишком ли вы агрессивны по отношению к собратьям по дару? — со злой издевкой процедил он мне в лицо.
Я вскинула голову, стойко выдержав этот насмешливый взгляд.
— Да, я темная! Темная, довольны? И, если хотите знать, ненавижу судьбу за это! Вы говорите, вас используют? Ха-ха! Я — вот наглядный результат использования! Полюбуйтесь! Один, такой же как вы, испортил всю жизнь моей матери, затуманил мозги и бросил беременную! А она его любила, любила, понимаете? Верила, ждала, всю жизнь ждала, да так и не дождалась!
Он, поморщившись, упрямо сжал губы.
— Вашу мать обманули, сочувствую, — совершенно равнодушно произнес он в ответ на мою откровенность. — Но это мог оказаться любой…
— Но им оказался темный… — обессилено выдохнула я. — А я росла одна и не подозревала о своем даре. И однажды он проснулся. О, вы вздрогнули, значит, вам тоже есть, что вспомнить, — невесело усмехнулась я. — Я тоже не забуду это чувство, когда тебя выворачивает изнутри, когда затапливает отчаяние, безнадежность и кажется, что сходишь с ума от черноты этого мира, когда смотришь на хорошо знакомого и вдруг начинаешь видеть на нем пятна, и от этих пятен почему-то трясет, а потом так же резко проходит, но чувство презрения остается на всю жизнь. И не было со мной того, кто мог бы рассказать, что происходит, не было того, кто мог бы помочь и смягчить этот период. Оказывается, от чужой злобы можно закрыться! Оказывается, можно не чувствовать отпечатка чужих убийств и боли их жертв! Оказывается, можно не испытывать тошноты от переизбытка глубинной тьмы в окружающих…Знаете, спустя сколько лет я об этом узнала?! Знаете, как я успела возненавидеть и вас всех, и ваш долбанный дар!