– И что же вы хотите сказать? Вы отказываетесь продолжать расследование?

– Моя обязанность – это радеть над цифрами и их счетом, но никак не над необъяснимым явлением. Тем более, хочу заметить, что после праздника я по наказу Кра Черноокого буду направлен в Аль’Маринн для проверки архивов и, боюсь, ничем не смогу помочь. Тебе необходимо обратиться к демонологам, которые способны разобраться в подобном инциденте! Только к ним.

И ворон протянул назад кошель с монетами назад. Протянул, причем быстро, будто опасаясь, что если он не сделает это прямо сейчас, то под ним разверзнется пропасть несчастий. Однако Юлиан кошель не принял.

– Да что вы, – усмехнулся он, понимая, что каладрий струсил и сам попросил консула отправить его. Уж слишком короток был промежуток между его разъездами. – Боюсь, что вы никуда не отправитесь, Кролдус. Вы останетесь здесь…

– Почему? – встрепенулся старый ворон.

– «Да запрещает мать очернять руку и разум грязной монетой», – и Юлиан поднял брови. – Если я обращусь к демонологам, то мне придется объясниться перед ними, а затем и перед вашими господами, главенствующими над ревизией. А разве не карают ли особо жестоко за взятки в вашей среде? Не торопитесь уезжать. Вы мне еще здесь понадобитесь – уж кому, как не вам, даны ум и память, чтобы распутать это дело.

– Остаться?

– Да, вы останетесь здесь.

– Я правильно понимаю, что данный момент можно расценить, как угрозу?

– Нет, я лишь пытаюсь вразумить, что с семейством Ралмантонов лучше иметь дружбу, чем вражду. Вы очень осторожны, Кролдус, и имеете доступ к архивам и всем текущим документам, участвующим в документообороте дворца. Вся ваша жизнь была посвящена матери вашей Офейе и ее бумажному труду. Так окажите посильную помощь. И будете щедро вознаграждены!

Ворон нахохлился, заметался взглядом по молитвенным чашам и стоящему вокруг них темному лесу, понимая, что в словах Юлиана спрятана вполне осуществимая угроза. А тот продолжил, предварительно вслушавшись, не таятся ли во тьме соглядатаи:

– Коль мы связались с вами с опасным незримым противником, Кролдус, – сказал он. – То в наших интересах не дать ему обратить на нас внимание и остаться незримыми и для него. Нам ничего не угрожает, пока вы будете продолжать все делать, как прежде. Однако успех вознесет вашу семью очень высоко.

– Что тебе… вам от меня требуется?

Юлиан с усмешкой отметил про себя, как сменил тон ворон, когда речь зашла о влиянии семьи Ралмантонов. Что ж, порой кинжал, приставленный к горлу, действует куда лучше льстивых слов.

– Я буду благодарен, если вы сами изложите мне план действий, мудрый ворон. Вы – радетель над документами, а не я, и в ваших силах найти несоответствия.

– Клайрус… – тут же каркнул ворон, с неодобрением поглядывая на Юлиана, но сдерживаясь, ибо понимал, что у того будет власть как испортить его жизнь, так и улучшить. – В моих силах успокоить Кронира и велеть ему отправить необходимую бумагу в тюрьму Клайруса, куда был переведен оборотень Болтьюр… Аргументировать данный запрос можно тем, что документация была оформлена с сопутствующими ошибками. Таким образом можно получить информацию, добрался ли Болтьюр до конечного места своего назначения… Помимо этого, мы теперь владеем знанием, что подобные ошибки в расчетах и оформлениях могут быть обусловлены колдовскими… силами… Я сообщаю о своей способности изучить подобные прецеденты – а они порой встречаются – подробнее.

Юлиан качнул головой. Он устал слушать столь тяжелые обороты речи, которые были любимы всеми воронами от мала до велика. Причем чем старше был ворон, тем дольше он говорил то, что укладывалось в одну фразу. По слухам, старейшие из них при желании могли сказать настолько растянутое предложение, что пока они озвучивали его, можно было прогуляться вокруг дворца и в саду, вернуться, а предложение будет где-то на середине. Неудивительно, отчего в свое время Вицеллия гор’Ахаг искренне признавался в неприязни к этой занудной расе.

А старый Кролдус все говорил, говорил и говорил, и мысли его собеседника уже стали путаться от нагромождения оборотов. С трудом остановив его, Юлиан сам решил предложить порядок расследования – иначе поиски затянутся на долгие годы, чего, видимо, Кролдус и добивался.

– Изучите события Гнилого дня. Меня интересуют события, касающиеся десятого и одиннадцатого дня серы 2119 года, – сообщил он. – А также найдите во дворце все упоминания о некоем Пацеле из Детхая…

В конце концов, после получасовых обсуждений он отпустил старого ворона, который понуро поплелся назад в лагерь, понимая, что связал себя узами заговора.

В это время Юлиан быстро зашагал к озеру. На душе у него бушевала буря. Ситуация повторялась. Сначала Амай, который вел себя странно, будто околдованный специально для охраны мешка, затем тюремный ворон. Некто или нечто творило свои темные дела, скрывая свой след, и в этих делах Юлиан был инструментом. Но для чего?

Он шел во тьме, что была для него легким сумраком, пока впереди не показалось озеро. Его гладь блестела зеркалом, мерцая небом со звездами и луной. Юлиан присел на корягу на каменистом бережку, не видя цветущей вокруг него красоты, склонился над водой, сплел руки в замок и задумался, разглядывая свое отражение.

– Нет, – шептал он сам себе под нос. – Я этого так не оставлю… Меня, как теленка на веревке, привели сюда обманным посланием от Нактидия. Затем вверили в руки Иллы. Да, эта встреча была умышленной; не зря Вицеллий рассказал мне выдуманную историю, чтобы защитить и оставить под покровительством своего давнего врага. Предположим, что его заставили это сделать Пацель вместе с матушкой. Но как тогда Болтьюр оказался околдован, если в тот момент рядом был только умирающий Вицеллий, но никак не Пацель? И почему смерть Вицеллия запустила ту цепочку событий, в которой истязатель бросил семью, украл волшебный мешок и исчез? Я более, чем уверен, что его не окажется в Клайрусе, хотя проверить это стоит…

Так он и сидел, размышляя и уже позабыв даже о том, что он шел к Вериатели, пока не понял, что глядит он в озере не на свое отражение, а на демоницу. Та, пуская пузыри воздуха, сидела под гладью воды между кувшинок словно мертвая – а ведь глубины здесь было по колено. Не шевелясь, зыбясь из стороны в сторону, она вдруг обрела очертания. Юлиан, завороженный, ненадолго отвлекся от мрачных дум, склонился, опустил руки в воду, почувствовал, как пальцы его ухватили под рябью девушку за талию, и стал вытаскивать ее.

Она обняла его за шею, томно вздохнула и припала носом к его коже. Будто вдыхала всего его с любовью.

– Я тоже скучал, Вериателюшка, – шепнул Юлиан.

Он целиком вытащил ее из озера, пока ее сандалии не коснулись каменного берега, обнял, чувствуя, как стекает по нему вода. Затем поцеловал Вериатель в мягкие губы. Они всегда пахли тиной… Вериатель взглянула на него, потом отчего-то нахмурилась. Юлиан все реже видел на ее лице улыбку, пусть даже и отрешенную.

– Что с тобой, Вериателюшка? – спросил он озадаченно. – Ты сама не своя в последнее время. Я думал, что это так подземное озеро на тебя влияет, но и сейчас ты смотришь грустно… И где Мафейка?