Юлиан, пока внимание всех было приковано к помосту, обернулся, чтобы рассмотреть королевскую семью. Однако там почти все были увлечены представлением. Один лишь король Морнелий, оплыв в кресле, сидел и презрительно усмехался, не имея возможности ничего увидеть. Рот его был перекошен, челюсть отвисла; и вампир с некоторой жалостью разглядел в полутьме его апатичное лицо, скрытое за белым платком.

Однако тут король, будто зрячий, вдруг опустил свой лик к разглядывающему его Юлиану, замер, а улыбка его ожесточилась. Тот вздрогнул, но мимолетному страху отвести взгляд не поддался, понимая, что Морнелий слеп. Так они будто и глядели друг на друга, пока король не уронил голову на чахлую грудь, видимо, в попытке заснуть.

«Ослепший, уставший правитель. До того уставший, что не желает обладать ни властью, ни женщинами», – подумал Юлиан.

А лицедей же, между тем, продолжал кричать:

Из-под сцены раздалось хлопанье. Знать энергично подхватила его, и по театру разлились бурные овации.

– Слава королю! – закричал кто-то с трибун,

– Вечности роду Молиусов! – воскликнул кто-то другой.

– Слава!

– Слава королю!

Крики разлились волной по всему театру.

– Интересно, что они скажут после праздника, когда узнают о декруме на новый разорительный налог… – донеслись до ушей Юлиана острые слова Абесибо, которые он адресовал одному из своих сыновей.

Снова потекло рекой вино, разнеслись запахи винограда, сушеных фиников, сухой рыбы и трав, сдабривающих блюда. Где-то в беседках запели очаровательные суккубы и инкубы, ублажая господ до следующей постановки. Ненадолго рабы потерли на ступенях сильфовские фонари – и трибуны залило светом.

Справа от беседки советника отпускали острые шутки дети Абесибо, смеялась от них звонким, чистым смехом Марьи, жестко улыбался на них сам глава семейства, пребывая мыслями в каких-то мрачных чертогах. Слева развалился на кушетке Рассодель Асуло в окружении десятков отпрысков. Там были уже все поголовно пьяные, потому что еды на их столах не стояло – только рубиновое вино. То и дело оттуда доносился басовитый гогот.

Со спины до Юлиана донесся требовательный шепот королевы Наурики – она требовала от своей младшей дочери Али послушания, заставляя ее сидеть в креслице смирно. Однако кроха была упряма, как это обычно бывает у двухлетних непосед, все не желала слушаться ни нянь, ни матери и порывалась куда-нибудь убежать. Ее, соскакивающую, только и успевали ловить.

Сам же Илла, умостив больную спину на бархатные подушки, глядел на всех тучей, пока вокруг него разливалась радость.

– Сколько еще постановок будет? – спросил он.

– Две, хозяин, – ответил один из рабов.

На сцену снова вышел вещатель. На этот раз он был одет не в одежды древних, а в костюм элегиарца: шаровары, шаперон, жилетка. Одна лишь золотая маска осталась несменяемой.

Теперь в центре, вместо Элейской башни, стояли стол и стул, обложенные свитками. За столом сидел мудрец с белоснежной бородой до пояса и якобы что-то писал.

Из-под сцены загромыхало – это капли воды, поднятые магами в воздух, сорвались с подвешенных лоханей на пол, изображая сильный дождь. В комнату вошел лицедей в костюме, удивительно похожем на тот, который был на Юлиане в праздник Гаара. Символизируя свое божество, мужчина в маске вампира подошел к ученому Моэму.

Вещатель запел:

Моэм встал из-за стола. Он шепнул заклинание, и с его пальцев потек струей огонь, устремляясь ввысь к небу.

Так, в 1450 году тогда еще никому не известный травник Моэм открыл для всего южного мира магию, основанную на использовании человеком демонического языка Хор'Афа. Сейчас имя этого величайшего человека знало каждое дитя, а на месте его скромной хижины, укрытой соломой, выросла известнейшая своими выпускниками школа магии – Байва.

Овации. Абесибо Наур улыбнулся, видя, что к нему приковано внимание. Улыбнулась и его красавица-жена Марьи. Запели флейты, и по театру расползлась музыка. Моэм и Гаар покинули сцену под рукоплескание хлопальщиков.

Юлиан тоже похлопал, получив удовольствие. В прошлом году он остался в особняке, поэтому все для него здесь было дивным и новым. В свое время он посещал театр и в Ноэле, но театр там был сделан не с таким размахом: без магов, стоящих под сценой и насылающих когда надо туман, ветер, молнии и иллюзии, без таких роскошных костюмов.