Теперь во дворец стали все чаще приходить порталами сестры, мать и бабка Лики. То поодиночке, то все вместе, они развлекали ее, как могли, и Дарий в это время гонял в оружейной зале Митрия, принимал у него построения на плацу или, если позволяла погода, уносился на охоту. В общем, старался не попадаться на глаза не всегда доброжелательно настроенным женщинам. Для здоровья полезней.

Митрий, однажды попавший под горячую руку матери Лики, стал уезжать на охоту вместе с Дарием, заявив, что еще любит жизнь.

– Такая мымра сгоряча проклянет и только потом мозги включит, – проворчал он.

Дарий был с ним полностью согласен, но не рискнул бы повторить эту фразу в пределах дворца. Да и после них тоже. Демоны славились разными способностями. А жизнь Дарий любил, очень сильно любил.

– Ириса теперь стихи пишет, – сообщила ему Лика однажды. – Садись, буду тебя мучить. Не одной же мне все это слушать.

Дарий тяжело вздохнул и устало уточнил:

– Это надолго?

– Если будешь молчать, то минут на десять. Если нет, то и на час может растянуться, – предупредила Лика.

И Дарий понял, что последние месяцы перед родами будут очень, очень тяжелыми.

Пришлось усесться в кресло напротив кровати, на которой расположилась довольная Лика, призвать на помощь всю свою выдержку и якобы с каменным лицом приготовиться слушать. Лика достала из-за спины несколько листочков и принялась с выражением читать написанное на них.

Резанула вдруг по сердцу боль.

Нет, не надо! Изыди, Нечистый!

Я сегодня уйду не с тобой.

Не излечишь тоски моей мглистой.

Я сегодня собою пьяна.

Улыбаюсь, а на сердце вьюга.

Темной нечистью гложет вина,

А в душе ноет шрам от испуга.

Нет, Создатель, не свята совсем

Та девчонка, что плачет в постели.

Строя жизнь из бесчисленных схем,

Проводя без конца параллели,

Потерялась она на пути.

Страх терзает заблудшую душу.

Что же делать? Поддаться? Уйти?

Грех ли это – поддаться искусу?

Но страданья ее не заметит никто.

Гордость в сердце смешалась с гордыней.

Клей – в улыбку, на душу накинет пальто.

И лишь горечь во взгляде застынет4.

Лика остановилась, сделала эффектную паузу, внимательно посмотрела на Дария. Он молчал. Лика удовлетворенно кивнула. Пытка стихами продолжилась.

Мы встретились с тобой случайно,

На темной улице одни.

Тебя окутывала тайна,

Мерцали светом фонари.

Ты шла куда-то, Незнакомка

Моих мечтаний, снов и грез,

И запах, ласковый и тонкий,

Шёл за тобой, как верный пёс.

И что-то сказочное было

В звучании твоих шагов.

И я смотрел, смотрел уныло,

Как шла во мрак моя любовь.5

Это мучение длилось долго, очень долго, гораздо дольше заявленных десяти минут. И когда, наконец, Лика отложила в сторону последний листок, Дарий с огромным трудом сдержал вздох облегчения.

Поэтессы из Ирисы не получилось.

Лика нервничала и старалась отвлечься любыми способами. Любимые родственницы ей в этом всячески помогали. Как оказалось, Ириса с детства баловалась стихами. И теперь, появляясь у Лики, она старательно развлекала ту собственным сочинительством. Лика честно старалась не ржать. Но получалось не всегда. Впрочем, Ириса не обижалась, признаваясь, что ее тексты далеки от совершенства.

Лика считала, что это мягко сказано.

От Ирисы недалеко ушла мать сестер. Она, появившись в этом мире, изменилась, похорошела, расцвела и, чтобы не скучать, начала заниматься живописью. Лика пыталась молчать и здесь, заявляя, что ничего в «художествах» не понимает.

– Голова из живота, ноги из спины, во лбу рог, – обрисовала она Дарию одну из картин матери.

– Это кто? – недоуменно вскинул он брови.

– Понятия не имею, – фыркнула Лика. – Мама и сама не знает. Говорит, вдохновение пришло, она и нарисовала это нечто. Я с трудом сдержалась, чтобы не посоветовать ей не показывать картину прадеду, а то инфаркт ему обеспечен.

Бабушка и Лара на таких посиделках обычно молчали и не привлекали к себе внимания.

Когда родственницы появлялись в доме, особенно старшие, Дарий сбегал куда-нибудь подальше, в том числе и на охоту. Причем сбегал не один, а с Димкой.

– Я еще жить хочу, – выдал он на вопрос Лики, не стыдно ли ему бывает в подобных случаях.

– Вот так приедешь однажды, а я уже родила, – проворчала Лика.

– Я больше суток не отсутствую, а ты раньше срока точно не родишь.

И вот что этому умнику отвечать? Правильно, ничего, только подушкой стукнуть.

За месяц до родов, чтобы скрыть мандраж, Лика затеяла ремонт в будущей детской. Несколько оборотней, выданных ей в помощь, передвигали мебель, шпаклевали и красили стены, вешали и стелили новые ковры. Лика занимала и себя, и их, да так, что вечером, измученная и взлохмаченная, едва доползала до кровати, падала туда, мгновенно засыпала и до утра не просыпалась. Дарий терпел подобное халатное отношение к своей драгоценной особе целых четыре дня, а на пятый, утром рано, запер Лику в спальне на два часа. Ну и сам в той спальне остался.

– Отстань, изверг, – отбивалась Лика от лезшего к ней с поцелуями Дария. – У меня ремонт, рабочие, детская комната… Дарий…

Конечно же, он не отстал. Мало того, еще и не выпускал Лику после секса: то они мылись долго под душем, то ее отвлекали разговорами. В общем, на месте ремонта Лика появилась ближе к обеду, довольная жизнью и с улыбкой на губах. Дария она пообещала сама себе прибить чуть позже, может, даже после родов. Пока он был ей нужен, хотя бы в качестве моральной поддержки.

Ремонт во дворце характер Дария не улучшил. Но Лике скоро было рожать. А потому Дарий терпел и суету, и мусор, и грязь, скрипя зубами от недовольства. Совсем скоро у него появятся наследники, сразу двое. И если их матери нужно немного расслабиться перед родами, что ж… Дарий, конечно, в очередной раз напьется с Митрием, но Лике ничего не выскажет.

– Скажи спасибо, что отделался ремонтом, – пьяно хихикнул как-то Митрий. – Мог бы и что похуже получить.