Где-то невидимый в темноте Джим думал: «Он приближается!»

Где-то невидимый в темноте Вилли думал: «Он приближается!»

— Мальчики…

М-р Дарк шел в попоне из своих приятелей, он нес с собойкаллиграфических рептилий, светивших самим себе в ночи его плоти. Вместе с нимдвигался Тиранозавр, сообщавший его бедрам тяжелую плавность древней боевоймашины. М-р Дарк шагал, как громовый ящер, в окружении мерзких каракулейплотоядных тварей, окрашенных жертвенной кровью овец, растерзанных, разметанныхнепреодолимым движением Джаггернаутовой колесницы о двух ногах. Руки м-раДарка, словно вознесенные изображенными на них Птеродактилем и Косой, помавалипод мраморными сводами, создавая видимость полета. Вокруг древних могучихсимволов попранной судьбы, судьбы расстрелянной, зарубленной судьбы роиласьобычная толпа прихлебателей, прижатых к каждой мышце, к каждому суставу,рассевшихся по лопаткам, пялящихся из-под густой шерсти на груди, висящих внизголовой под мышками и орущих неслышно, как летучие мыши. Ноги, тело,заостренный профиль м-ра Дарка звучали в движении подобно черной приливнойволне, накатывающейся на мрачный берег.

— Мальчики…

Терпеливый, мягкий голос, лучший друг всем озябшим,испуганным, затаившимся среди книг. Ступает тихо, крадется, шагает на цыпочках,пробирается, несется, стоит неподвижно среди египетских памятников зверинолицымбогам, тронул мертвые истории Черной Африки, помедлил в Азии, прогулялся кземлям помоложе…

— Мальчики! Вы же меня слышите. Вот тут написано:«Соблюдайте тишину», поэтому я только шепну вам: ведь один из вас не хотел быотказаться от наших предложений? Так?

«Это он про Джима», — подумал Вилли.

«Это он про меня, — подумал Джим. — Нет, я нехочу! Не надо! Не сейчас!»

— Ну, выходите, — промурлыкал м-р Дарк. — Яобещаю вам награду. Кто бы из вас ни вышел первым, он получит все!

Стук-перестук!

«Мое сердце!» — подумал Джим.

«Чье это сердце? Мое или Джима?» — подумал Вилли.

— Я вас слышу. — Губы м-ра Дарка дрогнули. —Вот сейчас — ближе. Вилли? Джим? Джим — это ведь тот, который пошустрее? Ну,выходи, мальчик!

«Не надо!» — подумал Вилли.

«Я ничего не знаю!» — в панике подумал Джим.

— Так. Джим, значит… — М-р Дарк постоял и двинулся вновом направлении. — Ну-ка, Джим, покажи мне, где сидит твойприятель? — Он добавил, понизив голос: — Мы постараемся, чтобы он неболтал. Раз у него голова не варит, можешь и за него прокатиться, верно,Джим? — М-р Дарк стал похож на воркующего голубя. — Так. Ближе. Я ужеслышу, как у тебя сердце трепыхается.

«Молчи!» — приказал Вилли своей груди.

«Молчи! — прикрикнул Джим, задерживая дыхание. —Подожди стучать!»

— Так… интересно… не в этом ли алькове стоят вашипостельки? — М-р Дарк предоставил силе притяжения разных полок управлятьвыбором направления. — Ты здесь, Джим? Или… дальше?

Он натолкнулся на библиотечную тележку с книгами, и онабесшумно на своем резиновом ходу укатилась в темноту. Издали послышался глухойудар — это тележка дошла до стены и опрокинулась, вывалив содержимое, словнокучу мертвых черных ворон.

— Я смотрю, здорово вы наловчились в пряткииграть, — проговорил м-р Дарк. — Но есть кое-кто и пошустрее вас.Слыхали сегодня калиоп на лугу? Вилли, а ты не знаешь, кто у нас сегодня был накарусели? Вот то-то и оно! А где сегодня твоя мама, Вилли?

Молчание.

— Она решила покататься сегодня вечерком, Вилли. Мы,конечно, посадили ее на карусель и… оставили там. Ты слышишь, Вилли? Круг закругом, год за годом!

«Папа! — с тоской подумал Вилли. — Где ты?»

В дальней комнате Чарльз Хэллуэй сидел и прижимал рукой своевырывающееся сердце. Он прислушивался к долетающему из темных коридоров голосуЧеловека-в-Картинках и думал: «Ему ни за что их не найти. Не станут же они егослушать. Он уйдет ни с чем!»

— Вот так мы и катали твою маму, Вилли, — тихонькоприговаривал м-р Дарк, — круг за кругом, и, как ты думаешь, в какуюсторону? — М-р Дарк пошарил рукой в темном воздухе междустеллажами. — Да, круг за кругом… А когда мы ее выпустили, ты слушаешьменя, мальчик? — так вот, когда мы ее выпустили и дали заглянуть вЗеркальный Лабиринт… ты не слышал, как она закричала? Она была похожа на дрануюкошку, старая-престарая. Только мы ее и видели. Ух, как она припустила от того,что поглядело на нее из зеркал! Она примчится в город и, конечно, бросится ктвоей матери, Джим. Но когда твоя мама, Джим, откроет дверь и увидит существолет этак двухсот, косматое, умоляющее застрелить ее из милости, ее затошнит,твою маму, Джим, не так ли? И она прогонит страшную старуху прочь, отправитнищенствовать на улицах, и никто никогда не поверит этому мешку костей, что онкогда-то был красоткой-розочкой и приходился тебе родней, Вилли. Можно было бы,конечно, найти ее, мы-то знаем, кто она такая, и попробовать вернуть все, какбыло, правда, Вилли? правда, Вилли? правда, Вилли? — Голос темногочеловека зашипел и смолк.

В библиотеке кто-то тихо-тихо всхлипывал.

Человек-в-Картинках с удовольствием выдохнул из промозглыхлегких ядовитый воздух.

— Ага! Так-ссс… Где-то здесь, — пробормоталон. — Ну, и под какой же буквой они расположены? Под "М" —«мальчишки»? Или под "П" — «приключения»? А может, под "И"— «испуганные»? Или просто "Д" и "Н", что будет означать«Джим Найтшед», и "В" и "X" — для «Вилли Хэллуэя»? Где жемне взять почитать эти две замечательные человеческие книжки?

Неожиданно он ударил правой ногой по книжной полке. Частькниг выпала. Человек-в-Картинках наступил на освободившееся место и освободилступеньку для левой ноги. Потом его правая нога пробила дырку в третьей полке.Он поднимался по стеллажам, как по лестнице. Четвертая полка, пятая, шестая… Онощупывал и сбрасывал книги, цеплялся за поперечины, перелистывал ночь, отыскиваяэти две закладки в одной большой книге.

Его правая рука, увенчанная тарантулом, сбросила «Каталоггобеленов», и он канул в бездну. Казалось, прошел целый век, прежде чем«Гобелены» грянулись об пол и разлетелись на части, мелькнув золотом, сереброми небесно-голубыми узорами.

Пока он отдувался и ворчал, его левая рука добралась додевятой полки и ощутила пустоту. Книг не было.

— Мальчики! Вы там, на Эвересте?

Молчание. Только тихие, судорожные всхлипы стали поближе.

— Холодно? Еще холоднее? Совсем лед?

Глаза Человека-в-Картинках оказались вровень с одиннадцатойполкой. Окаменевшей статуей здесь лежал Джим Найтшед. До его лица было небольше трех дюймов. Полкой выше, с глазами, полными слез, лежал Вильям Хэллуэй.