Чарльз Хэллуэй открыл рот и издал совершенно неожиданный, втом числе и для себя самого, смешок.

Ведьма отпрянула и замерла. Но Хэллуэй не видел ее. Он былслишком занят. Он выпускал из себя смех. Вот он открыл каналы пальцев, и вкончиках их заплясали веселые иголочки, вот задрожало горло, пропуская смеховуюэнергию к глазам — они прищурились, и дальше — дальше не удержать! Свистящаяшрапнель первого взрыва хохота разлетелась во все стороны.

— Вы! — выкрикнул он, неизвестно к комуобращаясь. — Смешно-то как! Эй, вы!

— Нет, вовсе не смешно, — запротестовала Ведьма.

— Кончай щекотку! — едва выговорил он.

— Нет! — Ведьма затряслась от злости. — Спи!Стихни! Совсем замолчи!

— Ну перестань! — орал он, вовсе не слушаяее. — Щекотно же! Прекрати! Ой, не могу, ха, ха! Ой, остановись!

— Вот! Вот именно! — взвизгнула Ведьма. — Сердце,остановись!

Но, похоже, ее собственное сердце находилось сейчас вбольшей опасности, чем сердце Хэллуэя, корчившегося явно от смеха. Ведьмазамерла и с беспокойством обнюхала свои ставшие вдруг непослушными пальцы.

— О Боже мой! — уже рычал от смеха Хэллуэй.Огромные слезы выступили у него из-под век. — Ха! Ха! Ребра отпустило!Продолжай, сердце мое, продолжай!

— Сердце, стой! — шипела Ведьма.

— Господи! — Он широко открыл глаза, перевел дух иотворил внутри себя новые источники воды и мыла, смывая весь налипший внутримусор, моя все дочиста, окатывая, отскребывая и снова окатывая. —Кукла! — вдруг дошло до него. — Смотри! У тебя ключик сзади торчит!Кто же тебя заводил-то? — И он зашелся в очередном приступе хохота.

Этот неожиданный хохот словно огнем опалил женщину, обжегруки, заставив отдернуть их и спрятать под лохмотьями, она невольно подаласьназад, сделала попытку устоять, но не смогла. Смех хлестал ее по лицу, дюйм задюймом выталкивая из комнаты, и она начала отступать шаг за шагом, натыкаясь настеллажи, пытаясь ухватиться за книги на полках, но они выскальзывали у нее подруками, срывались со своих мест и рушились на нее водопадом. Мрачные историибили ее по лбу, прекрасные теории, не выдержавшие проверки временем, сыпалисьей на голову. Вся в синяках и ссадинах, подгоняемая словно ударами бича егосмехом, заполнившим отделанные мрамором своды, звеневшим в переходах, она невыдержала, завертелась волчком, полоснула ногтями воздух и бросилась бежать,совершенно забыв о двух-трех ступеньках перед выходом. С них она и скатиласькубарем. Оглушенная падением, Ведьма не сразу справилась со входной дверью, ата еще напоследок хорошенько поддала ей под зад, заставив пересчитать своимикостями еще и ступени парадного входа.

Ее испуганные причитания и дробный грохот падения чуть неприкончили Чарльза Хэллуэя. Новый приступ хохота грозил разорвать емудиафрагму.

— Боже мой, Господи, прекрати, пожалуйста! — ужезаикаясь от смеха, взмолился он.

И все кончилось.

Некоторое время он еще конвульсивно хихикал, слабопосмеивался, а потом долго и удовлетворенно только дышал, давая отдыхизмученным легким, тряся счастливо-усталой головой, прислушиваясь, как уходитболь из-под ребер и, как ни странно, из покалеченной руки. Он бессильно припалк стеллажам, прижался лбом к какой-то хорошо знакомой книге, и слезы,освобожденные пережитым весельем, потекли по его щекам. Только тут до негодошло, что он один. Ведьма ушла!

«Но почему? — удивился он. — Что я такого сделал?»

С последним горловым смешком он встал. Что же случилось? ОБоже, надо разобраться. Только сначала дойти до аптеки и аспирином хотьненадолго унять все-таки сильно болевшую руку, а потом уже подумать. «Запоследние пять минут, — сказал он себе, — ты что-то выиграл, развенет? Ну! Чем вызвана твоя победа? Думай! Это обязательно надо понять!»

Улыбаясь нелепой левой руке, удобно пристроившейся раненымзверьком на сгибе локтя правой, он заторопился по темным коридорам, открылдверь и вышел в город.

Небольшое шествие в молчании двигалось по городу. Позадиостался огромный вертящийся леденец возле дверей парикмахерской Крозетти,темные витрины магазинов, пустынные улицы — люди уже разошлись по домам.Кончилась вечерняя служба, кончалось последнее представление на Карнавале.

Ноги Вилли, оказавшиеся где-то далеко внизу, размереннопостукивали по тротуару. «Раз, два, — думал он. — Раз, два. Налево.Кто-то говорит: направо. Похоже на стрекозиный шорох. Раз, два».

Интересно, Джим тоже здесь? Вилли скосил глаза. Вот он,рядом. А это что за малыш пристроился сзади? Свихнувшийся Карлик, ясно… Да ещеСкелет. А что это за толпа валит за ними? А-а, Человек-в-Картинках…

Вилли кивнул своим собственным мыслям и вдруг заскулил таквысоко и жалобно, что все окрестные собаки должны были его услышать. Вот они, варьергарде, целых три штуки, и толку от них никакого.

Конечно, бродячие псы не могли упустить такой случай и сполным знанием дела принимали участие в импровизированном параде. Когда онизабегали вперед, хвосты у них становились похожими на флажки в рукахправофланговых, направляющих большие, настоящие парады

«Полайте! — попросил собак Вилли. — Полайте, как вкино! Позовите полицию!» Но собаки только вежливо улыбались и неторопливойрысцой сопровождали идущих. «Счастливый случай, где же ты? — думалВилли. — Хоть какой…» О! М-р Татли! Вилли и видел, и в то же время какбудто не видел знакомого хозяина табачной лавки, затаскивающего своегодеревянного индейца в магазин. Значит, закрывать собрался.

— Головы — направо! — тихонько скомандовалЧеловек-в-Картинках.

Джим повернул голову. Вилли повернул голову. М-р Татлиприветливо улыбнулся.

— Улыбнитесь! — шепотом приказал м-р Дарк.

Ребята улыбнулись.

— Привет! — М-р Татли помахал рукой.

— Поздоровайтесь! — шепнул кто-то за спиной Вилли.

— Привет! — произнес Джим.

— Привет, — повторил Вилли.

Собаки вежливо полаяли.

— Бесплатные аттракционы, — буркнул сзади м-рДарк.

— Бесплатная карусель, — сообщил Вилли м-ру Татли.

— На Карнавале, — безжизненно звякнул голос Джима.

Улыбки теперь не нужны, их можно снять.

— Приятно повеселиться! — пожелал м-р Татли.

Собаки залаяли немного бодрее.