Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, Вилли слышал. Судорога стала отпускать его. М-р Дарк ещесильнее сжал кулак. Вилли снова затрясло.
— Прямо в яблочко врежем им, верно, сынок! Не подкачай,поднатужься! — скоморошничал отец. Толпа смеялась.
А Вилли и впрямь успокоился. Ствол ружья у него на плечезамер. Суставы на стиснутой руке м-ра Дарка побелели, но мальчик оставалсянеподвижным. Волны смеха омывали его замершую фигурку. Отец не давал смехупогаснуть.
— Покажи-ка даме свои зубы, Вилли!
Вилли оскалился в сторону мишени.
Ведьма побледнела, как мучной куль.
Чарльз Хэллуэй тоже осклабился, старательно обнажив все своиоставшиеся зубы.
Ледяной озноб прокатился по телу Ведьмы.
— Гляди-ка, парень! — послышался голос изтолпы. — У нее аж поджилки трясутся. Напугал так напугал! Во изображает!
«Вижу я», — с досадой подумал Чарльз Хэллуэй. Его леваярука безвольно висела вдоль тела, палец правой застыл на спусковом крючкевинтовки. Ствол неподвижно лежит на плече Вилли, дуло устремлено в мишень,прямо в лицо Пыльной Ведьме; и вот настает последний миг. В патроннике восковаяпуля. Господи! Да что может сделать кусочек воска? Испариться на лету? Глупостькакая! Зачем они здесь, что они могут сделать? «Прекрати немедленно, —приказал он сам себе. — Все. Тихо. Никаких сомнений!» Он буквальночувствовал слова, теснившиеся во рту. Ведьма тоже слышала их.
Прежде чем последний теплый смешок замер в толпе, ЧарльзХэллуэй прошептал беззвучно, одними губами: «Я пометил пулю не лунным знаком.Это — моя улыбка. Моя улыбка — вот настоящая пуля в стволе!» Он не сталповторять и лишь помедлил, ожидая, пока до Ведьмы дойдет смысл его слов. И замиг до того, как слова эти прочел по губам Человек-в-Картинках, Чарльз Хэллуэйнегромко и отрывисто приказал сыну: «Приготовились!»
Вилли перестал дышать. Неподалеку у затерянного средивосковых истуканов Джима слюна перестала течь из уголков губ. У мертво-живойкуклы, привязанной ремнями к Электрическому Стулу, едва слышно зудел в зубахсиний электрический огонек. Картинки м-ра Дарка вспотели от ужаса, когда иххозяин судорожно стиснул собственную ладонь. Поздно! Вилли даже не шелохнулся,даже не вздрогнул, ствол винтовки на его плече не двинулся. Отец хладнокровноскомандовал: «Пли!»
И грянул выстрел.
Один-единственный выстрел!
Ведьма судорожно вздохнула. Джим вздохнул среди восковыхкукол. Вилли вздохнул во сне. Чарльз Хэллуэй сделал глубокий вдох. Чуть незахлебнулся воздухом м-р Дарк. Со всхлипом втянули воздух уродцы. Перевела духтолпа людей перед помостом.
Ведьма вскрикнула. Джим в музее выдохнул. Вилли на сценевзвизгнул, просыпаясь.
Человек-в-Картинках заревел, выпуская воздух из легких; онвзмахнул руками, призывая события замереть, застыть. Но Ведьма падала. Ее телосухо стукнулось о край помоста и рухнуло в пыль.
Чарльз Хэллуэй медленно, с неохотой, выдыхал теплый, обжитыйв груди воздух. Дымящаяся винтовка зажата в правой руке, глаз — на линииприцела, но на том конце — только красная мишень и никакой Цыганки.
На краю помоста застыл м-р Дарк. Он впился глазами в толпу ипытался разобрать отдельные выкрики.
— Обморок!
— Да нет, поскользнулась просто.
— Застрелили!
Чарльз Хэллуэй подошел и встал рядом сЧеловеком-в-Картинках. Он тоже посмотрел вниз. Многое можно было прочесть в еговзгляде: и удивление, и отчаяние, и радостное удовлетворение.
Старуху подняли и уложили на помост. Полуоткрытый ротВедьмы, казалось, выражал удовольствие.
Чарльз Хэллуэй знал — она мертва. Еще мгновение — это поймутвсе. Он внимательно наблюдал за рукой м-ра Дарка. Вниз, еще ниже, коснуться,проверить, ощутить трепет жизни. М-р Дарк взял Ведьму за руки. Кукла.Марионетка. Он пытался заставить ее двигаться, но безжизненное тело неслушалось его. Тогда он призвал на помощь Скелета и Карлика, они трясли идвигали тело, норовя придать ему видимость жизни, а толпа потихоньку пятиласьот помоста все дальше.
— …мертвая!
— Раны не видно!
— Может, это шок у нее?
«Да какой там шок! — думал Чарльз Хэллуэй. — Божемой, неужели это убило ее? Наверное, виновата другая пуля. Может, она случайнопроглотила настоящую? Моя улыбка? О Иисусе!»
— Все о'кей! — воскликнул м-р Дарк. —Представление окончено! Все в порядке! Так и задумано! — Он не глядел намертвую женщину, не глядел на толпу, не глядел даже на Вилли, моргавшего, каксова днем, только что выбравшегося из одного кошмара и готового провалиться вследующий. М-р Дарк кричал: — Все по домам! Представление окончено! Эй, там,гасите свет!
Карнавальные огни замигали и начали гаснуть. Толпа приняласьразворачиваться, как огромная карусель, двинулась, густея под еще горевшимифонарями, словно надеясь отогреться, прежде чем шагнуть в ветреную ночь. Ноогни продолжали гаснуть.
— Скорее! — торопил м-р Дарк.
— Прыгай! — шепнул отец Вилли.
Вилли соскочил с помоста и поспешил за отцом, все ещесжимавшим в руке винтовку, убившую Ведьму улыбкой.
Они были уже у входа в Лабиринт. Слышно было, как сзади, напомосте, топчется и сопит м-р Дарк.
— Карнавал закрывается. Всем — домой! Конец! Закрыто!
— Джим там, внутри?
— Джим? Внутри? — Вилли с трудом понималпроисходящее. — Да! Да, внутри!
Посреди музея восковых фигур, по-прежнему неподвижный, сиделДжим.
— Джим! — Голос, звавший его, протолкался черезЛабиринт.
Джим шевельнулся. Джим мигнул, вздохнул, встал и неуклюжезаковылял к заднему выходу.
— Джим! Подожди там! Я приду за тобой!
— Нет, папа, нет! — Вилли вцепился в отца.
Они стояли у первой зеркальной стены. Боль снованемилосердно терзала левую руку Чарльза Хэллуэя, поднималась к локтю, выше, ещенемного, и ударит в сердце.
— Не надо, папа, не входи! — Вилли держал отца заправую руку.
Помост позади был пуст. М-р Дарк покинул его. Ночь смыкаласьвокруг Вилли с отцом, огни гасли один за другим, ночь густела, наливаласьсилой, ухмылялась, выталкивала людей прочь, срывая последних посетителей, какзапоздалые листья с деревьев, гнала по дороге…
Перед глазами Чарльза Хэллуэя перекатывались зеркальныевалы, это был вызов, брошенный ему ужасом. Надо было принять его, шагнуть взеркальное море, проплыть по холодным волнам, прошагать по зеркальным пустыням,прекратить, остановить распадение человеческого "я" в бесконечноотраженных поворотах. Чарльз Хэллуэй знал, что ждет его Закроешь глаза —заблудишься, откроешь — познаешь отчаяние, примешь на плечи невыносимое бремя,которое вряд ли унесешь дальше двенадцатого поворота. И все же он отвел рукисына.