я хочу развестись… Наверное, именно поэтому он обратился к Гари с просьбой.

– Да, очень похоже… Если он не объявится, это будет означать, что он не возражает и не придет на судебное заседание. То есть мы имеем право надеяться, что больше никогда о нем не услышим. Ты же этого хочешь?

Я кивнула.

– Но кто меня беспокоит, так это парень, который рассказал тебе о нем.

– Мы навестим его, – перебил отец со свирепым выражением лица и поддернул рукава рубашки.

– Мне это тоже пришло в голову, – поддержал Эрван.

Оба они вели себя, как безумцы, и были готовы устроить разборку.

– Вы что? Нет, конечно. Зачем вам идти к Гари?

Они пораженно уставились на меня, как если бы я сморозила глупость.

– А вдруг он с ним заодно? Тут какая-то мутная история.

– Да нет, вы просто свихнулись! – занервничала я. – Говорю вам, ему можно доверять!

– Мы все помним, как ты доверилась хмырю, возникшему из ниоткуда! – осадил меня брат.

Мое сердце пропустило удар.

– Эрван! – хором воскликнули мать и Люсиль.

– Как это низко, – огорченно пробормотала я.

Он сообразил, что слишком далеко зашел, и тряхнул головой, почувствовав себя неловко.

– Прости.

Я встала и приблизилась к нему. Я была раздосадована. Его упрек глубоко меня ранил.

– Слишком поздно извиняться, вряд ли я это забуду.

– Эрин, не сердись на меня! Мы с папой просто намерены убедиться, что тебе ничего не угрожает со стороны этого типа, который ошивается где-то неподалеку. – Он не собирался сдаваться.

– Я настаиваю, дочка, – подключился отец. – Мы обязаны побеседовать с ним и составить представление, с кем мы имеем дело.

Это был явный перебор.

– Да что же это такое! – бушевала я. – Вы что, не в состоянии хотя бы раз прислушаться ко мне? Вы его не знаете, а я только вчера провела с ним вечер и видела его реакцию, когда рассказала ему об Иване. Ему просто плохо стало! Он злится, что выполнил просьбу Ивана. Он защищает меня, а Ивану даже неизвестно, что он в Сен-Мало! Оставьте его в покое. Предупреждаю, не смейте приставать к нему!

Оба не отрывали от меня глаз; их едва ли не забавлял спектакль, который я устроила. Если это зрелище помогает им сбросить напряжение, я за них рада. Но я бы предпочла, чтобы они задумались о чем-то более существенном, а именно о том, что не имеют права отравлять жизнь Гари.

– Лучше сосредоточьтесь на Улиссе, Лу и Мило!

Они застыли. Я полностью завладела их вниманием, но теперь они перепугались. Ничто не мешало мне напомнить им о том, что это и есть настоящая жизнь, в отличие от желания помахать кулаками перед носом человека, который ни в чем не виноват.

– Что мне сказать детям?

– Ничего! – в ужасе крикнула мать.

– Мама, это их отец. Как я могу скрывать от них такую новость?

Она опустила голову.

– Одиль, – вмешалась Люсиль, – Эрин права. Это будет, мягко выражаясь, нелегко, но у нее нет другого выбора… Дети имеют право знать, где обретается их отец… Представьте себе, что им через несколько лет станет известно, что мы все знали. Как они будут реагировать? Разозлятся на нас, и нам нечего будет возразить.

Затем она повернулась ко мне:

– Что мы можем сделать? Чем тебе помочь? Сориентируй нас.

– Спасибо, Люсиль… Я ни о чем вас не прошу. Разберусь сама, это моя обязанность, а не ваша.

Она вроде бы поняла меня. Что до родителей и брата, то они хранили безнадежное молчание, а на их лицах было написано беспокойство.

– Больше у вас советов не найдется? Так вот, дети преодолеют это новое испытание, сами увидите.

– А если они попросят тебя связаться с Иваном? – Голос отца дрожал.

Мать подавила всхлип.

– Я соглашусь. А что еще мне делать?

Я ответила, не задумываясь, хотя сама себе отказывалась задавать этот вопрос. Он был слишком безжалостным. Слишком справедливым. Слишком несправедливым.

– Прежде всего я буду их защищать. Они не поговорят с Иваном до тех пор, пока я не буду твердо уверена, что он поведет себя с ними должным образом.

Я была измотана. И мне еще нужно было убеждать и успокаивать родных. Хотя вчера, на пике своих страхов, я действительно поддалась панике, сегодня я трезво оценивала, насколько сильнее стала. Я была готова встретиться лицом к лицу с угрозой и сражаться за спасение нашей жизни. Я подошла к матери и нежно поцеловала ее в щеку.

– Все в порядке, мама, иди на свою гимнастику. Все обязательно утрясется. Вспомни, что сказал Эрван: Иван никогда не объявится. Он уехал, не собираясь возвращаться. А когда его известили о том, что после стольких лет я намерена развестись, его одолело любопытство. Вот и все. И ничего больше.

Я с силой хлопнула в ладоши. Я переигрывала. Они это понимали, и я тоже.

– Ладно, меня ждет “Одиссея”! Кстати, по-прежнему никаких идей насчет нового названия?

Все грустно покачали головой.

– Давайте, шевелитесь!

Я подошла к отцу, чтобы он поцеловал меня в голову, и его поцелуй был более горячим, чем всегда. Я расцеловалась с Люсиль, которая улыбнулась мне, успокаивая, и крепко обняла Эрвана.

– Еще раз извини, – сказал он.

– Понимаю, что ты рвешься меня защитить, но твоя младшая сестра, похоже, наконец-то стала взрослой.

Шли дни, и один мало чем отличался от другого. Я работала, дурачилась с Паломой, болтала с клиентами. По утрам отец пил кофе в нашем баре. Эрван опять работал дистанционно, сидя за столиком “Одиссеи”. Он и сбежал было из-за того, что не знал, как сообщить мне, что нашел Ивана, но теперь вернулся. Я старалась воспользоваться их с отцом присутствием, чтобы немного их успокоить и подтвердить, что еще ничего не обсуждала с детьми.

Я прикладывала все силы, чтобы вести себя нормально с Улиссом, Лу и Мило.

Непохоже, чтобы мне это хорошо удавалось.

Двое старших все чаще переглядывались, в особенности за столом. Они то и дело косились на меня, после чего заводили свой привычный безмолвный диалог, как это умеют делать братья и сестры. И постоянно шушукались – я не раз заставала их за этим. Каждый вечер они закрывались в комнате одного из них, что не входило в их привычки, поскольку обычно они или задирали друг друга, или старались не замечать. И вдруг они объединились, правда, держа Мило на расстоянии. Даже не спрашивая их мнения, я приняла решение: когда я сообщу им новость, младший сын ее не услышит, по крайней мере, не сразу. Я не могла говорить с