сделать это? Какие бы слова я ни подобрала, все равно получится грубо.

За завтраком я отводила глаза, не смотрела на Улисса, Лу и Мило. Они еще вчера вечером нашли меня странной, так что их недоумение не уменьшилось. Мне даже не удавалось поболтать с ними о всякой ерунде. Домашние задания, уроки, планы на выходные. Я пыталась найти какие угодно темы, но мой рот был на замке, а ключ от него выброшен. Что бы я ни собиралась произнести, все представлялось мне опасным. Любая мелочь грозила выдать меня, а я не сомневалась: нельзя прямо перед школой обрушивать на них то, что я услышала от Гари.

– С кем ты была вчера вечером? – спросил Улисс.

Я отвлеклась от своей чашки кофе и наткнулась на пристальный взгляд старшего сына.

– Ни с кем. Ты вообще о чем?

– Я не спал, встал и заметил, что ты с кем-то разговариваешь.

Я подозревала, что рискую, позволив Гари прошлой ночью проводить меня, но в тот момент мне было на это наплевать. Я почему-то нуждалась в том, чтобы он пошел со мной, и его присутствие меня успокаивало.

– А, Гари…

Не врать. Быть как можно ближе к правде. Выбора у меня нет.

– Это новый клиент. Он водолаз и работает на плотине. Я пересеклась с ним, когда выгуливала Дус на набережной Ба-Саблон, и он проводил меня.

Улисс недоверчиво выгнул бровь. С каких это пор его интересует, с кем я общаюсь?

– Тебя что-то напрягает?

– Нет, нет, мама, – усмехнулся он. – Наоборот, круто, что у тебя есть друзья.

После исчезновения отца я появлялась перед детьми только в компании единственного друга, точнее подруги, Паломы. Других друзей у меня не было. Я никому не открывала дверь, перестала общаться с прежними знакомыми, которые упорно обсуждали со мной Ивана. Я ни с кем не знакомилась, заранее теряя силы при мысли, что однажды хочешь не хочешь придется делиться своей историей. Я возвела вокруг себя стену, и мне хватало моей семьи и детей. Неудивительно, что сын изумился тому, что я глубокой ночью разговариваю с неизвестным мужчиной.

– А это кто? – спросил Мило. – Он к нам придет?

Мой младшенький как-то слишком забежал вперед. Я пощекотала его, чтобы он поскорее сменил тему и вообще забыл об этом.

– Ну уж точно не сейчас! Мы опоздаем в школу! Давайте, бегом, бегом!

Утром я обслуживала клиентов и не переставая думала о Гари. Встречусь ли я еще с ним? Вряд ли. Даже если он сделал это не сознательно, свою миссию он выполнил. Легко представить себе, что, по его соображениям, он и так уже слишком глубоко впутался в нашу историю. Ему не нужны неприятности, и я его понимала. Продолжение сюжета его не касалось. К тому же разве это удачная идея – снова увидеть его? Хочу ли я этого? Предположим, хочу. Но зачем он мне? Ни за чем, если я не намерена связаться с Иваном.

У меня никогда и в мыслях не было, что я окажусь перед таким выбором: звонить или не звонить. Когда-то я об этом мечтала. Мне так не хватало Ивана, так сильно не хватало, что я колотила кулаком в грудь, лежа ночью в одиночестве в нашей с ним постели. Я била себя, чтобы заглушить боль его отсутствия. Я беззвучно кричала, призывая его голос. Узнаю ли я его после всех этих лет? Не было ни минуты, ни секунды после его исчезновения, когда я отчаянно не мечтала бы о нем, не тосковала по нему. Я работала и скучала по нему, занималась детьми и тосковала, разговаривала с родителями и тосковала, ходила за покупками и тосковала. А еще я беспокоилась за него… В действительности все принадлежало ему – мои жесты, мои действия, мои мысли.

Но вот все изменилось. Если бы меня вдруг охватило неукротимое желание поговорить с ним, мне было бы достаточно прийти к Гари, потребовать, чтобы он дал его номер и позвонить. Иван был теперь под рукой. Доступен по щелчку. Но было уже слишком поздно. Я больше не тосковала по нему. Не беспокоилась за него. От всего есть шанс излечиться. Иван всплывал в моих мыслях, только если дети о нем напоминали, при этом я тут же убеждала себя, что у меня впереди целая жизнь. Было ли мне любопытно получить информацию о нем? Не уверена. Гари выложил мне все, что ему было известно, но все равно оставались большие белые пятна. Что он делал в первые пять лет после исчезновения и до своего появления на Реюньоне? Были ли у него проблемы? Почему он открыл ресторан? Со сколькими женщинами переспал? Сколько раз он мне изменял, если я еще считала, что принадлежу ему? Смог ли он наконец-то прожить свое большое приключение, которое любил больше нас? Это ужасно, но сегодня мне было ни жарко, ни холодно от этого. Иван стал чужим. Поэтому что я могла ему сказать, если бы отважилась позвонить? Вылить на него всю накопившуюся желчь, всю злость? Заявить, что он последний мерзавец и не заслуживает ни капли моего внимания, что он испоганил жизнь детям и мне заодно и что прощения ему нет и не будет? Велеть ему оставаться там, где он сейчас? Зачем просить у него оправданий? Мне безразлично, почему он так поступил. Меня покинуло желание вопить и рыдать. Моей главной заботой были и останутся дети. Но Иван – их отец, что бы я ни делала, что бы ни делал он. Вопреки отсутствию у него малейшего к ним интереса.

– Что-то ты слишком серьезная, дочка? – спросил отец, облокотившись о стойку.

Его утреннее появление не помешало мне продолжить свои размышления. Я подняла голову и посмотрела на него. Мой отец, мой потрясающий отец, как бы он реагировал, вывали я ему все, что узнала, в ответ на его вопрос? Я бы не удивилась, если бы он, захватив по дороге Эрвана, вскочил в первый самолет и прибил Ивана на его райском пляже.

– Эрин? Неужели я вынужден звать маму, чтобы выяснить, что с тобой происходит?

– Да ничего со мной, папа, ничего особенного.

Я отвернулась и стала рыться на книжных полках, найдя это хорошей уловкой, чтобы скрыться от папиного подозрительного взгляда. А мой собственный наткнулся на неубранные фото Ивана, которые стали спусковым крючком для откровений Гари. Я сняла их одно за другим.

– По-твоему, я уже впал в маразм и не замечаю, как ты изменилась? – не отступал он. – Все было