– Она сказала, что ты вел себя с ней… – я понизила голос, хотя мы были в двадцати футах от кофейни, – неподобающим образом.

Он засмеялся.

– Ты шутишь, да?

– Разве я похожа на шутницу?

Его лицо помрачнело.

– Дафна лжет. Я никогда не сделал бы ничего подобного.

– Зачем ей лгать?

– Я не знаю. Я… – Джоэл опустил взгляд на носки своих ботинок и пнул кусочек льда, лежащий на тротуаре. Его шея покраснела. – Но это неправда. – Он поднял глаза на меня. – Честное слово, Роуз, я говорю правду.

Я всегда думала о нем как о заботливом старшем брате. Но нет. Нет. Я не могла поверить ничему из того, что он говорил. Точно так же было со мной и раньше. Все началось с очарования, обещаний, затем лжи и контроля, кульминацией которых стали страх, запугивание и насилие.

Я знала Дафну всего два месяца, но понимала, что она не стала бы лгать о чем-то подобном.

– Мне нужно идти, – сказала я.

Когда я сделала шаг прочь, Джоэл схватил меня за запястье.

– Послушай, – мягко произнес он. – Мы не можем оставлять это так. Мы ведь друзья, верно?

Я пристально посмотрела на его пальцы, обхватившие мое запястье, и он отпустил меня, резко отдернув руку.

Я пошла прочь, убежденная, что была права относительно него. Относительно всех мужчин.

Я была совершенно уверена, что Дафна не станет мне лгать.

Сейчас, когда я сижу здесь после всего случившегося и пишу это тебе, я всем сердцем желаю повернуть время вспять…

25

Тео

Усаживаясь в машину, Тео не может перестать думать о своем разговоре с Ларри. Ветровое стекло усыпано цветами вишни, как конфетти, и он включает стеклоочистители, хотя они не захватывают те лепестки, которые собрались в желобке над капотом.

Молодая женщина обвинила его отца в сексуальном насилии – и умерла менее чем через год.

Тео включает зажигание и возится со спутниковым навигатором, чтобы ввести свой домашний адрес. Он уже собирается отъехать от бордюра, когда видит, что к нему спешит Ларри, и опускает окно.

– Я вспомнил ее имя. Той женщины, которая обвинила твоего отца. Ее звали не Сандра, а Синтия. Синтия Парсонс. Ей было двадцать три года.

Двадцать три… Тео не думал, что можно чувствовать себя еще более дерьмово из-за всего этого.

Он благодарит Ларри и машет рукой на прощание, наблюдая, как фигура старого врача становится все меньше и меньше в зеркале заднего вида, пока машина не сворачивает с улицы. И вдруг испытывает прилив жгучей ненависти к своему отцу. Крепко сжимает руль, представляя, что искусственная кожа оплетки под его руками – это жилистое горло отца. Но потом ослабляет хватку. Жестокость – не его сильная сторона. Он адски зол на отца, но знает, что никогда не сможет причинить ему боль: если б он это сделал, то был бы ничем не лучше него.

«Та женщина могла солгать». Эта мысль всплывает в его голове, и он хочет в это поверить – о, как сильно хочет! Но не может. Он думает об этой Синтии, пытавшейся добиться, чтобы ее голос был услышан в середине 1970-х годов, когда такие люди, как его отец, обладали всей полнотой власти. Если Тео откажется верить ей сейчас, он ничем не отличается от них. На какую-то безумную секунду он испытывает облегчение от того, что его мамы больше нет и она не сможет услышать об этом. Что бы она сделала, если б узнала? Хватило бы у нее сил оставить его?

По радио звучит песня группы «Арктик манкиз» «R U Mine?», и Тео прибавляет громкость, пытаясь заглушить свои мысли. Что ему делать дальше? Нет смысла говорить об этом отцу. Непохоже, что тот вдруг раскроется перед Тео и признается во всем. Просто снова разозлится, а потом будет все отрицать и браниться…

И тут в голову Тео приходит другая мысль.

Если его отец способен на сексуальное насилие над кем-либо, то какие еще ужасные вещи он совершил?

* * *

Джен сидит в постели и смотрит «Друзей». По дороге домой Тео заехал в супермаркет, чтобы купить ей огромный пакет «Молтизерс», как и обещал, и ее глаза загораются, когда он входит в спальню, соблазнительно помахивая этим пакетом. Перед тем как переступить порог комнаты, старательно прогоняет с лица мрачность и нацепляет веселое выражение.

– Идеально, – говорит Джен, и матрас приминается под ее коленями, когда она приподнимается и обнимает мужа за шею. Тот, не раздеваясь, забирается на кровать и ложится рядом с ней.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, когда Джен устраивается поудобнее и открывает пачку, засовывая горсть драже в рот.

– Уже лучше, – бормочет она с набитым ртом, протягивая ему одну конфету. Тео качает головой.

Джен ставит телевизор на паузу, хотя эту серию они оба видели много раз, и это одна из любимых серий Тео – в ней девочки проигрывают мальчикам квартиру в споре. Джен, наверное, могла бы процитировать эту серию дословно. Комфортный сериальчик, как выражается сама Джен, – и она права. От Тео не ускользает, что это серия, в которой Фиби узнает о своей беременности.

– Ну как? – спрашивает Джен, прожевав конфеты. – Как все прошло? – В ее глазах мелькает беспокойство. – У тебя грустный вид.

Он пожимает плечами.

– Я не очень хороший актер, да?

– Что сказал Ларри?

– Привел еще одно доказательство того, что мой отец – полная и беспросветная сволочь. Не то чтобы я нуждался в доказательствах…

– Ох, милый…

Тео смотрит на Джен, свою сильную красивую жену, и у него вдруг пропадает всякое желание говорить ей об этом. Он не хочет, чтобы при взгляде на него она вспоминала, что он – родственник человека, способного на столь невыразимую мерзость. Он не хочет омрачать то, что у них есть: их невинную, незамысловатую жизнь в викторианской квартирке, с мечтами о детях и собаках. Тео снова думает о фотографиях на стене в прихожей Ларри Найта, о будущем, которого он так отчаянно хочет для них с Джен и их нерожденных детей, и о призраке своего отца, угрожающем все это омрачить.

Но он не может скрывать это от нее. Он не желает быть мужчиной, который скрывает что-то от своей жены. Он не такой, как его отец. Он расскажет ей все.

* * *

Позже, когда они лежат, обнявшись и поедая шоколад, и дают друг другу обещания, что не позволят грехам его отца разрушить их жизнь, у Тео возникает идея.

– Я думаю, нам