нужно поехать в Уилтшир. Встретиться с людьми, которым принадлежит тот коттедж. Мой отец почему-то интересуется кем-то из них. Мне нужно знать почему.

– Ты уверен? – спрашивает Джен. – Может быть, лучше оставить прошлое в тайне?

Тео спускает ноги с кровати и теперь сидит на краю спиной к жене.

– Я просто не могу.

Он чувствует, как ее рука ложится ему на плечо.

– Это из-за твоей мамы?

Тео поворачивается, чтобы посмотреть на нее.

– Я все думаю о том дне, когда она умерла.

– И что не так?

– Это был несчастный случай. Так все говорили. Но что, если он что-то сделал с ней?

– Например? Толкнул ее?

– Однажды он столкнул меня с лестницы.

– Ох, милый…

– Я рассказываю это не для того, чтобы ты меня пожалела.

Джен убирает с лица прядь волос, окрашенных в «клубничный блонд».

– Я думаю, ты ошибаешься. Ты говорил, что твой отец был на работе, когда это случилось.

– Я просто не могу перестать думать о том, что он мог толкнуть ее и уйти на работу, как будто ничего не произошло. Ты же знаешь, каким отец бывает в ярости. Может быть, он не хотел этого делать. А потом притворился, что нашел ее, когда пришел домой. Она… – Голос Тео срывается, и он в смятении умолкает. Он не плакал с тех пор, как умерла его мать. – Она была мертва уже несколько часов к тому времени, как он вернулся домой, сказали тогда в полиции. Но если отец способен напасть на женщину в тот момент, когда должен был ее осматривать, если он способен толкнуть ребенка и ударить мою маму… – Тео думает о Синтии Парсонс, покончившей с собой. Ларри сказал ему, что она спрыгнула с крыши многоэтажной парковки. Нет никаких сомнений: его отец несет ответственность за ее смерть, даже если в действительности он не толкал ее.

Джен поглаживает его по спине.

– Ты не должен думать такое, милый, – мягко говорит она. – Ты сам сказал, что смерть твоей матери сокрушила его. Я знаю, что у твоего отца был – и есть – нелегкий характер, но его работа была очень напряженной, и, к сожалению, он вымещал свое раздражение на тебе и твоей маме. Но я не сомневаюсь, что он всегда любил вас обоих.

Тео кивает, в горле у него стоит комок. Он помнит шок и опустошение на лице отца в тот день, когда это случилось.

– Теперь, когда я узнал о Синтии, это меняет… все.

Они молчат, Джен все еще гладит его по спине. Затем она заявляет:

– Поедем. Поедем в Уилтшир и поищем этих людей. И если они не смогут пролить свет на эти тайны, что ж, мы хотя бы хорошо проведем выходные. Я думаю, нам обоим это нужно, правда?

26

Саффи

Выпроводив детективов за дверь, я звоню маме, но сразу попадаю на автоответчик. Я не оставляю сообщения. Она обещала позвонить мне по дороге домой, а сейчас еще нет пяти вечера. Интересно, был ли продуктивным ее обед с папой и удалось ли ей узнать адрес Алана Хартолла? Она сказала, что сообщит мне о своих планах. Типично для моей мамы… Надо же быть такой взбалмошной, чтобы даже не подумать о том, что мне хотелось бы знать, когда она вернется!

Я сижу за своим столом, когда до меня доносится стук. Подхожу к входной двери и выглядываю через стекло. По ту сторону двери стоит нарядно одетая женщина в блузке в горошек. Я приоткрываю дверь.

– Да?

– Саффрон Катлер?

– Да.

– Здравствуйте, меня зовут Надя Барроуз, я из «Дейли мейл». Не могли бы вы…

– Мне это неинтересно. Пожалуйста, уходите, – твердо говорю я и закрываю дверь, прежде чем она успевает ответить.

Возвращаюсь в свой кабинет. Из окна вижу стаю примерно из пяти репортеров, сгрудившихся в конце моей подъездной дорожки. Имя Нила Люишема, должно быть, уже обнародовано. Они наверняка захотят расспросить меня о бабушке. На окне кабинета нет ни жалюзи, ни занавесок. Могут ли они меня увидеть? Это просто кошмар. Я не хочу, чтобы мне пришлось разбираться с этим в одиночку, когда Том на работе, а мамы нет дома. Опускаю голову на руки и издаю стон, к горлу подкатывает тошнота. Чувствую, как Снежок прижимается к моим ногам, и наклоняюсь, чтобы погладить его по голове. Он всегда ощущает, когда я нервничаю.

Возле моего уха вибрирует телефон, и я поднимаю голову. На экране высвечивается сообщение от папы.

Привет, дорогая. Я отправил тебе по электронной почте досье на Шейлу Уоттс. Видел твою маму за обедом. Она выглядела хорошо. Я раздобыл пару адресов некоего Алана Хартолла в Бродстерсе, так что она направилась туда.

Я не отвечаю. Вместо этого открываю электронную почту, чувствуя внезапный прилив адреналина.

Папа, как и обещал, сфотографировал содержимое досье Шейлы Уоттс. Оно совсем небольшое: несколько статей из разных региональных газет в районе Кента о том, что она утонула, и несколько листов бумаги, похоже, вырванных из линованного блокнота. Я не могу разобрать написанное: это сплошные точки и символы. Я распознаю это как стенографию – видела, как папа использует ее, когда принимает телефонные сообщения. Прокручиваю вниз. Последняя фотография – вырезка из национальной газеты, той самой, в которой работает папа. Статья была написана в 1978 году и посвящена не Шейле, а преступлению, которое произошло в начале 1950-х годов. Я просматриваю ее, не понимая, какое отношение она имеет к делу. Может, ее положили в дело Шейлы по ошибке? Я откидываюсь на спинку кресла, разочарованная. Здесь нет ничего нового. Разве что в стенографических заметках что-нибудь обнаружится…

Уже собираюсь закрыть письмо, когда что-то в последней статье привлекает мое внимание. Подпись журналиста. Я присматриваюсь. Статью написал некто Нил Люишем.

* * *

Я сразу же звоню папе. Судя по шуму на заднем плане – телефонные звонки и общая рабочая суета, – определяю, что он все еще в редакции. Я начинаю рассказывать обо всем быстро, едва переводя дыхание, пока папа не прерывает меня, говоря, что только что узнал от «источника».

– Конечно, так и есть. Твоя бабушка могла быть в отъезде, когда это случилось, – говорит он. – То, что он умер, когда она жила в доме, не означает, что она обязательно знала об этом. Могла и не знать, если у нее были квартиранты.

– Понимаю. Странно, но статья в папке, которую ты прислал, написана именно этим человеком, – говорю я, и по рукам у меня бегут мурашки, когда я