Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы то ни было, подробности гибели Криспа не столь принципиальны для нашего исследования; куда более важна она для нас в качестве примера исключения члена династии (причем далеко не последнего) из нее. Итак, после смерти Криспа его имена были стерты с общественных надписей[459], т. е. он был подвергнут «проклятию памяти» (damnatio memoriae) и, следовательно, вычеркнут из состава династии. Это третий встречаемый нами (но хронологически – второй[460]) случай предания члена династии «проклятию памяти», однако первый случай – с Максимианом Геркулием – завершился реабилитацией; второй – с Фаустой – прошел для династических конструкций достаточно безболезненно, так как фигура жены императора и матери его сыновей всегда была вторична. Ситуация с Криспом уникальна – одну из центральных фигур своей династической политики Константин должен был из нее исключить. Зосим красочно повествует о том, что проявленная в отношении сына жестокость тяготила Константина, который будто бы в поисках душевного утешения обратился к Христианству (Hist. Nov. II.29.3–4). Выше мы уже отмечали, что Константин продолжал направленную на установление веротерпимости политику отца, т. е. его интерес к христианству обнаружился задолго до 326 года. Однако сообщение Зосима ставит перед нами вопрос о возможной реабилитации Криспа. Был ли императорский сын официально реабилитирован в правление своего отца? Отсутствие упоминаний о нем в позднейших сочинениях Евсевия, а также исчезновение его имени с монет более поздней эпохи, кажется, дает четкий отрицательный ответ. Однако поздний источник, описывающий статуи Константинополя VIII века, сообщает о существовании там статуи сына[461] императора с надписью: «Мой сын, несправедливо осужденный» (PSCh. 7). Однако показательно, что вся современная Константину нарративная традиция молчит об убийстве сына – о нем впервые говорят только Евтропий и Аврелий Виктор, и лишь Псевдо-Аврелий Виктор в конце IV века озвучивает весьма сомнительную причину (ссылаясь при этом, как мы помним, на слухи). Было бы странно, если при таком стремлении скрыть этот факт Константин сам бы не только сообщил о нем, но и публично признал себя – «предусмотрительнейшего» императора (CIL VIII.2721 = ILS 689) и «лучшего руководителя дел человеческих» (CIL XI.6657) – неправым. Не отрицая возможного существования статуи, мы можем предположить, что подобная «реабилитация» Криспа имела место много позже эпохи Константина[462], как своеобразный отзвук на сообщение о его раскаянии. Вполне возможно, что у этой версии были сторонники-христиане, отзвук свидетельств которых мы и видим у нашего автора. Таким образом, у нас нет оснований подозревать реабилитацию Криспа в правление Константина.
Итак, рассмотрев судьбу старшего сына Константина Великого, мы можем отметить, что изначально в своих династических конструкциях Константин тяготел к линейному наследованию. Подобно тому как сам он получил власть от отца, будучи старшим сыном, так и Крисп в 317–326 гг. оттеснял младших братьев, претендуя на место единственного наследника (с чем не спорила и официальная пропаганда). Его падение демонстрирует нам уже известный – по примеру тестя, Максимиана Геркулия, и жены, Фаусты, прием – прием в виде исключения из династии ее члена с последующим преданием «проклятию памяти». Вместе с тем гибель Криспа обостряла и без того существенный вопрос: каково будет положение сыновей Фаусты в династических схемах Константина Великого? При жизни Криспа они, по причине малолетства, неизбежно находились в его тени; теперь же, в 326 году, когда старшему из них едва было десять лет, они являлись единственной опорой всех династических построений отца.
Как уже было сказано, брак Константина с Фаустой, дочерью сооснователя тетрархии Максимиана Геркулия, в 307 году существенно поднимал его статус на фоне политической нестабильности периода посттетрархиальных войн. В 310–312 гг. положение Фаусты несколько пошатнулось вследствие разрыва Константина с тестем Максимианом Геркулием – последний был физически уничтожен и предан «проклятию памяти», однако, как мы видели, лишь на время. Рождение Фаустой первого сына в 316 году было явно на руку Константину – как и его соперник Лициний, он обзавелся сыном от порфирородной супруги (отец, как мы уже видели, которой немедленно был полностью реабилитирован).
Однако, прежде чем рассматривать положение сыновей Фаусты, обратимся к проблеме исключительно генеалогического характера, но все же имеющей для нас исключительную важность, а именно к происхождению ее первого сына – Константина-мл. Выше мы уже отмечали, что ряд исследователей на основании имеющихся данных считают его не сыном Фаусты. Проанализируем имеющиеся у нас источники, чтобы проверить правильность этого мнения.
а) Проблема происхождения Константина-мл.
И Ш. Дюканж, и Л.-С. Тиллемон, и Э. Гиббон считали Константина-мл. ребенком Фаусты[463]. Первый определяет датой его рождения 316 год, ссылаясь на источники, из которых только один содержит более – менее четкое хронологическое указание – это сочинение Псевдо-Аврелия Виктора. Автор, сообщая о провозглашении сыновей Константина и Лициния (Криспа, Константина-мл. и Лициния-мл.) цезарями 1 марта 317 года, отмечает, что Константин-мл. «родился в те дни в городе Арелате» (Epitome de caes. 41.4). Четкой даты у нас нет, и лишь в V веке календарь Полемия Сильвия указывает 7 августа «[днем] рождения Константина-младшего» (ILA, pars I, p. 271)[464]. Если принять во внимание провозглашение Константина-мл. цезарем 1 марта 317 года, то он должен был родиться в ближайшем августе, и полученная нами дата – 7 августа 316 года. Хотя многие исследователи[465] принимают эту дату, нам стоит обратить внимание на данные более раннего календаря: «Хронограф 354 года» Филокала называет 7 августа «[днем] рождения Констанция» (ILA, pars I, p. 270). Поскольку указанный император Констанций не назван divus[466], т. е. он жив в 354 году, то можно быть уверенными, что это – сын Константина Великого, Констанций, родившийся в 317 году [467] и здравствовавший в 354 году. Итак, согласно данным двух календарей два брата родились в один день с разницей в год. Не обсуждая физиологическую сторону вопроса, можно заподозрить ошибку в источниках. На наш взгляд, большего доверия заслуживает Филокал, которому должен был быть известен празднуемый ежегодно день рождения правящего императора. Ошибку логичнее подозревать за Полемием Сильвием[468]. Это приводит нас к исходной точке нашего рассуждения: дата рождения Константина – мл. неизвестна, а единственное свидетельство, принадлежащее Псевдо-Аврелию Виктору, не дает конкретной хронологической локализации. О. Зеек[469] на основании этих данных датировал рождение Константина-мл. февралем 317 года, однако между февралем (рождение Константина-мл.) и 7 августа 317 года (рождение Констанция) у Фаусты явно было недостаточно времени, чтобы выносить ребенка[470]. В свете этого приходится поднять вопрос материнства Фаусты в отношении Константина-мл.