Еще одно важное обстоятельство в жизни братьев, на которое мы должны обратить внимание, это их личная жизнь. Константин не препятствовал ей, хотя она создавала боковые ветви императорской семьи. На примере дочери Юлия Констанция, которая стала женой третьего сына Константина Великого, мы видим, что император, очевидно, предусмотрел это обстоятельство и попытался связать эти семьи воедино. Кровнородственный брак должен был обеспечить третье поколение императоров, чья родословная по обеим линиям состояла бы из лиц членов одной августейшей семьи. Впрочем, эти и другие планы Константина Великого в отношении своих наследников мы осветим в следующей главе.

Существование создаваемой Константином династии было невозможно без наследников. Тетрархия Диоклетиана, как мы отмечали выше, брала на вооружение восходящий еще к Антонинам принцип привлечения к власти «наилучших», однако уже сами участники тетрархии отошли от него. Разрыв Константина с идеологией тетрархии в 310 году и легитимация своего положения через фигуру отца неизбежно выводила его на путь создания системы наследования, основанной на кровнородственном принципе. Сын своего отца, он теперь должен был передать власть своим сыновьям. Их рождение декларировалось в 313 году анонимным оратором[440], который взывал к императору: «сделай же так, чтобы в течение всех веков Константин жил на земле!» (Pan. Lat. IX.26.4). Озвученная идеологема примечательна тем, что здесь не император-отец обеспечивает будущность сыновьям[441], но они ему – бессмертную славу. Константин, делая выбор в пользу родных сыновей в качестве наследников, не только шел против политической практики Антонинов и Диоклетиана, но и своим решением рисковал напомнить самые неудачные примеры из истории императорской власти (e.g. Домициан, Коммод, Каракалла).

Константин Великий был одним из немногих «многодетных» римских императоров, что создавало для него вполне понятные сложности с определением фигуры наследника (наследников). Еще старые авторы – Э. Гиббон и Т. Моммзен[442] – упрекали императора в том, что озвучивавшиеся им схемы наследования не отличались последовательностью и в целом являют собой слабое место в его династической политике. Рассмотрим же эту ее часть подробнее.

Следуя хронологическому принципу, мы должны начать знакомство с наследниками со старшего сына Константина – Криспа. Точный год его рождения нам неизвестен, но принятые на основании источников датировки[443] позволяют думать, что на момент прихода к власти Константина в 306 году Крисп уже был в сознательно-детском возрасте. Панегирик 307 года, произнесенный по случаю свадьбы Константина и Фаусты, не содержит упоминаний Криспа – что логично в свете обращенного к Константину призыва стать отцом в новом браке. Но появление Криспа на геммах в кругу императорской семьи, о чем мы говорили в связи с Еленой и Фаустой[444], а также весь последующий его cur-sus honorum свидетельствуют, что Крисп никогда не рассматривался отцом вне рамок семьи и династии. Рассмотрим его место в династических схемах Константина.

а) Императорский сын и соправитель

Карьера Криспа началась 1 марта 317 года, когда он был провозглашен цезарем вместе со своим малолетним братом Константином-мл.; начиная с этого момента, его фиксируют эпиграфика и нумизматика, которые называют его Флавием Юлием Криспом[445]. Выше мы уже говорили, что nomen «Юлий» принадлежало некогда Констанцию Хлору. Напомним, что автор из числа SHA возводит начало семьи Константина к брату Клавдия Готского по имени Крисп (SHA Claud. 13.2; 9). Даже если этот персонаж выдуман (что, на наш взгляд, наиболее вероятно), само его изобретение показательно: оно должно было создать юному цезарю соименного предка.

В марте 321 года[446] оратор Назарий, сообщая о прибытии Криспа ко двору отца для заслуженных почестей по случаю побед над франками, отмечает, что в этот момент Галлии «тоскуют» по нему (Pan. Lat. 10.37.4). Из этого мы можем сделать вывод, что Криспу были вверены территории Галлии и Британии и что к началу 320-х гг. у него уже был некоторый военный опыт. Чеканки Лондиния[447], Лугдуна[448], Августы Треверов[449] и Арелата[450] с портретом Криспа 319–321 гг. прославляют «радостную победу» и «доблесть войска», что может служить доказательством его полководческих успехов на Рейнском рубеже. Отметим, что «Галлии» последовательно управлялись Констанцием Хлором (как тетрархом), а затем самим Константином Великим. Евсевий после 337 года скажет об этих землях как о «дедовских (т. е. Констанция Хлора. – И. М.) владениях» (Vita Const. IV.51). Таким образом, правящая династия была тесно связана с «Галлиями», что превращает данный регион в некое подобие фамильного «домена» и придает ему престижности на текущий момент[451].