Обладание им в этот период подчеркивает статус Криспа как наследника своего отца, обладавшего статусом повелителя западной части Римского мира.

30 октября 322 года Константин издает следующее распоряжение: «В связи с рождением потомства (partus) [в семье] Криспа и Елены, мы прощаем всех, за исключением отравителей, убийц и прелюбодеев» (CTh. IX.38.1). Из текста документа мы узнаем, что Крисп был женат (свадьбу на основании даты рождения ребенка следует датировать самое позднее началом 322 года) и имел ребенка. Упоминание последнего в официальном документе, да и сам факт амнистии свидетельствуют в пользу того, что это был мальчик – наследник по мужской линии[452]. Обращает на себя внимание и жена Криспа – Елена. Еще Дюканж отметил[453], что упоминания в указе 322 года – это единственное свидетельство о ней в письменных источниках. В свете ее имени (Елена) и по аналогии с более поздними браками сыновей и племянников Константина, в ней видят его племянницу, что обуславливает спорные генеалогические спекуляции[454]. Осторожно предположим, однако, что девушка совершенно не обязательно должна была носить имя Елена с рождения. Аврелий Виктор сообщает, что в 351 году сын Константина Великого Констанций поменял своему кузену Галлу имя на свое (De caes. 42.9). Не могли ли подобным же образом из династических соображений переменить имя и жене Криспа, соправителя и наследника правящего императора? Впрочем, вопрос личности этой Елены для нас вторичен, гораздо важнее сам факт брака Криспа – Константин озаботился тем, чтобы его сын продолжил род. Таким образом, мы видим процесс выстраивания Константином линейной династии с двумя поколениями предков (Клавдий Готский, Констанций Хлор) и двумя поколениями потомков (сын Крисп и его сын – внук самого Константина Великого).

Вершиной карьеры Криспа стала кампания 324 года против Лициния. Близкий к описываемым событиям Аноним Валезия сообщает, что Крисп лично командовал «большим флотом» (Origo 5.23–26). Развернутое описание кампании содержится у Зосима, однако он говорит о «флоте Константина», которым командуют «навархи Константина» или «полководцы Константина» (Zos. Hist. Nov. II.23). Позднейший Анонимный продолжатель Диона передает следующий анекдот: «Крисп, сын Константина, прославился своей доблестью, и часто Лициний, побежденный им, в печали произносил такие строки из Гомера: "Старец, жестоко тебя ратоборцы младые стесняют! / Сила оставила, старость тебя удручила лихая"» (FHG. Vol. IV, p. 199[455]). Таким образом, непосредственное участие Криспа в кампании фиксирует и латинская (Аноним Валезия), и греческая (продолжатель Диона) традиции. Причины, по которым Зосим подменяет Криспа безликими «навархами» и «полководцами», неясны. Предположим, что участие Криспа проигнорировал источник Зосима, Евнапий, чей труд не сохранился.

Положение Криспа после 324 года фиксирует по горячим следам Евсевий в своей «Церковной истории»: «А так как их (т. е. Константина и Криспа. – И. М.) вели и помогали им Бог и Спаситель всех, Сын Божий, то отец и сын легко одержали победу, ибо всё облегчал им Бог. Великий победитель Константин, осененный силой благочестия, вместе с сыном Криспом, боголюбезнейшим и похожим во всем на отца, принял в собственное владение Восток и объединил Римскую империю, по-древнему, под одной властью.» (Hist. Eccl. X.9.4–6). Чуть ниже Евсевий отмечает факт прославления «благочестивого императора (т. е. Константина. – И. М) со всеми его боголюбезными детьми», однако главный акцент все же сделан на Криспе. Тот факт, что Крисп делит статус младшего соправителя отца с братьями – семилетним Константином-мл. и получившим титул 8 ноября 324 года Констанцием (их реальный статус рассмотрим в своем месте), – Евсевий игнорирует.

Суммируя все вышесказанное, можем предположить, что при дворе Константина существовала – вероятно, не очень четко оформленная – тенденция на установление династической вертикали в виде власти, императора-отца и императора-сына. Такая расстановка отвечала самой идее монократии Константина и была подкреплена богословским аргументом (покровительство Бога Отца и Бога Сына отцу и сыну императорам), однако на деле поднимала вопрос о дальнейшей судьбе сыновей Фаусты. Ситуация поменялась в 326 году, когда Крисп внезапно погиб.

b) Гибель Криспа в свете династической политики

В разделе о Фаусте мы пришли к выводу, что восстановить канву событий 326 года в точности едва ли возможно. Конкретные причины убийства Криспа нам неясны, однако не согласимся с Т. Моммзеном, полагавшим[456], что убийство не может быть объяснено политическими мотивами. Версия о влюбленности и коварстве Фаусты в том виде, в каком она изложена у авторов, не выдерживает критики по причине откровенной литературности сюжета. Выше мы убедительно продемонстрировали, что Крисп ценился отцом, а его положение наследника было весьма прочно. В период, пока Фауста не рожала сыновей (307–316 гг.), Крисп был единственным наследником отца. Однако даже рожденные ею и возведенные в достоинство цезарей Константин-мл. и Констанций не могли бы сравниться с Криспом. Обращает на себя внимание и сама «монократия»[457] Константина, удачно описанная близким к эпохе Аврелием Виктором: «.государство стало управляться властью одного [человека], дети же сохранили титулы цезарей» (De caes. 41.10). Присутствие младших соправителей было формальностью, никак не связывавшей единовластие, которое подразумевало и единоличного наследника – и чуткий Евсевий, чуть ли не игнорируя младших цезарей, отозвался своей концепцией власти отца и сына (который, в свою очередь, уже был отцом). Обращает на себя внимание и дата падения и казни Криспа – 326 год, т. е. двадцатая годовщина правления Константина. Предшествовавший единовластию Константина опыт тетрархии подразумевал двадцатилетнее пребывание августа у власти; исследователи[458] увидели здесь связь. Конечно, было бы смелостью предполагать, что Крисп как-то пытался повлиять на отца с целью отстранения его от власти, чем вызвал его неудовольствие; для таких выводов наши источники дают слишком мало информации. Евтропий сообщает, что вместе с родственниками в ходе чистки 326 года Константином были убиты «многочисленные друзья» Криспа (Brev. X.6.3). В связи с этим можно с осторожностью допустить, что определенные настроения и надежды на передачу власти Криспу имели место при дворе, значительная часть которого не могла не помнить традиций тетрархии.