Таким образом, мы разделяем точку зрения тех исследователей, которые считают Константина-мл. сыном Фаусты, и полагаем, что он был в равных правах с младшими братьями. Решив эту сугубо генеалогическую проблему, обратимся к процессу кооптации сыновей во власть.

b) Кооптация сыновей во власть

Констанций, согласно Аврелию Виктору, получил «знаки достоинства цезаря» (De caes. 41.10) сразу после разгрома Лициния. Письменные источники датируют провозглашение 8 ноября 324 года, однако данные нумизматики свидетельствуют о том, что титул был определен ему еще в июле/августе того же года[484], т. е. до разгрома Лициния, но уже в ходе противостояния с ним. О. Зеек полагает, что официальное провозглашение имело место в Никомедии[485]. Не вдаваясь в подробности перемещения Константина по территории империи, отметим, что после покорения Лициния он должен был заняться знакомством с восточными областями империи, которые перешли под его контроль. Передача титула сына своего противника (Лициния-мл.) своему собственному сыну на этой территории выглядит вполне разумным шагом. С провозглашением Констанция цезарем две императорские линии (западная и восточная) соединились в пределах одной семьи. По данным нумизматики и эпиграфики полное имя молодого цезаря – Флавий Юлий Констанций[486]; выбор его очевиден – Евсевий называет его «украшенным именем деда», т. е. Констанция Хлором (Vita Const. IV.40). Выше мы отмечали, что оно привязывало к главной ветви правящего дома ветвь боковую – в лице брата Константина, Юлия Констанция[487]. Само провозглашение семилетнего Констанция отвечало потребностям конкретного политического момента – заместить низложенную императорскую династию фигурой (хотя бы декоративной) из своей семьи. Таким образом, Констанций, как и его старший брат Константин-мл., играл пока скорее декоративную роль.

В двадцатилетнюю годовщину своего правления (325/326 гг.) Константин оказался единоличным императором с тремя сыновьями-соправителями в ранге цезарей. Повторим удачную характеристику этой системы у Аврелия Виктора: «государство стало управляться властью одного [человека], дети же сохранили (liberis… retentantibus) титулы цезарей» (De caes. 41.10). Евтропий отмечает новаторство Константина – такого не было «никогда прежде» (Brev. X.6.2). Беспрецедентная ситуация триумвирата цезарей носила, однако, декоративный характер – количество цезарей никак не ограничивало власть единоличного августа, в качестве преемника которого рассматривался, как мы видели, Крисп. Однако резонен был вопрос о судьбе двух младших сыновей, у которых в 320–323 гг.[488] родился брат Констант. Еще более запутала ситуацию гибель Криспа в 326 году. С потерей первенца пятидесятилетний Константин лишился как самого перспективного наследника единовластия, так и потенциальной, предполагаемой исследователями, возможности построить стройную тетрархиальную систему из четырех императоров.

Описывая настроение Константина в этот период, Аврелий Виктор пишет, что император «увлек свой могучий дух (ingentem animum avocavit) основанием столицы, упорядочиванием религиозных дел, а также обновлениями в военной области» (De caes. 41.12). Грубо говоря, мы видим, что Константин, зайдя в тупик в своей династической политике, на время отвлекся от нее. Однако вопрос требовал своего разрешения, и в 333 году шестидесятилетний Константин вновь обращается к вопросу наследования, решив определить положение младшего сына – Константа.

Вне зависимости от года его рождения, Констант появился на свет в момент заключительного этапа противостояния Константина и Лициния, и в этой связи особенно интересно его имя – Флавий Юлий Констант. Набор nomina не нуждается в отдельном комментарии; cognomen же является причастием от глагола «consto», который означает твердость и неизменность, что отмечает чуткий Евсевий (Vita Const. IV.40). Учитывая неясность с годом его рождения, мы должны отметить, что ему было тринадцать или десять (!) лет соответственно, когда он был провозглашен цезарем 25 декабря 333 г. И в том и в другом случае стоит признать, что он был достаточно юн и спешка Константина неясна. Современники, если не считать филигранной подгонки дат у Евсевия, молчат об обстоятельствах его провозглашения, и лишь в середине IV века Аврелий Виктор пишет: «Между тем (et interea) были разгромлены народы готов и сарматов, и младший из его (Константина. – И. М.) сыновей, по имени Констант, становится цезарем» (De caes. 41.13). В 332 и 334 гг.[489] велись кампании против готов и сарматов, однако у нас нет оснований связывать их с провозглашением Константа. Обращает на себя внимание дата: день зимнего солнцестояния, 25 декабря, именуется в календаре Филокала «[днем] рождения Солнца] Непобедимого» (ILA, pars I, p. 278)[490]. Это божество пользовалось особым вниманием со стороны Константина; его культ связывается с претензиями на единовластие[491]. Отсюда можно предположить, что выбор именно этой даты для провозглашения сына должен был служить идее укрепления императорского дома. Что могло пошатнуть его? Выше мы уже говорили о мятеже Калокера в 333/334 гг. Рассмотрим его датировки в источниках. Близкий к эпохе Константина Аноним Валезия, сообщив о победах над варварами, пишет о некоем «Калокере, устроившем мятеж на Кипре» (Origo 6.35). Аврелий Виктор синхронизирует мятеж Калокера с гибелью Криспа (De caes. 41.11–12), однако Иероним локализует разгром Калокера (Chron. p. 192 p) между кооптации сыновей во власть провозглашением Констата (25 декабря 333 года – Chron. p. 192 m) и началом тридцатой годовщины правления Константина (лето 335 года – Chron. p. 192 r), т. е. примерно 334 г. Датировка подавления мятежа 333/334 г. принята исследователями[492], и мы не видим оснований с ней не соглашаться. Аврелий Виктор называет Калокера «безумцем» (De caes. 41.11), – восстание на изолированном Кипре и правда выглядит бесперспективным, однако это был единственный известный пример узурпации во времена единовластия Константина. Можем предположить, что восстание началось в 333 году, и Константин ответил на него отправкой войск во главе с братом Далмацием (о чем мы уже упоминали), а также провозглашением сына цезарем, что демонстрировало единство и нерушимость императорской династии. Характерно, что одна надпись этого периода посвящена «Вечной победе господ наших Константина. Августа и Константина, Констанция и Константа. Цезарей» (CIL VII.7011 = ILS 715).