У меня с собой был тот самый пистолет, который я отобрал уОглобли. И нужно же случиться такой встрече! В приемной Барлоу сидел Оглобля спластырями, наложенными на обезображенное лицо. Увидев меня, он вскочил,готовый ринуться в драку, но секретарша Барлоу — довольно симпатичная блондинка— испуганно вскрикнула, и охранник, сидевший в приемной, недоуменно взглянул наменя.

— Меня ждет мистер Барлоу, — твердо сказал я и,увидев, что Оглобля сделал несколько шагов по направлению ко мне, не сталотступать.

Я был не в том настроении, чтобы отступать или обсуждатькакие-нибудь проблемы с этим бандитом. Он размахнулся и попытался меня ударить,целя в лицо. Но я увернулся. Все-таки у меня остались какие-то навыки техдворовых драк, когда приходилось драться со шпаной, терроризировавшей нашуулицу. Я достал из кармана кастет и, сжав его в правой руке, сам шагнул к этомуидиоту. В свой удар я вложил всю ненависть к бандитам. Кажется, на этот раз ясломал ему несколько лицевых костей. Он покачнулся и упал на пол без сознания.Охранник бросился нас разнимать. Сидевшая в приемной неизвестная мне полнаяженщина закричала. Блондинка замерла, и в этот момент дверь кабинета Барлоуоткрылась и он появился на пороге. Оценив мизансцену, он отступил на шаг,приглашая меня войти.

— Отправьте его в больницу, — приказал он своейсекретарше.

Когда мы вошли в кабинет, он закрыл дверь и мрачно спросил:

— Что у вас опять случилось? Зачем нужно было устраиватьдраку в моей приемной?

— Он первый на меня полез, — возразил я, тяжелодыша. — Вызовите своего охранника или секретаршу. Они подтвердят.

— Не нужно, — строго сказал он. Теперь он говорилпо-русски, очевидно, для того, чтобы нас не поняли те, кто мог прослушивать егокабинет.

— Зачем вы сбежали? — недовольно спросилБарлоу. — И придумали такой сложный план по переправке детей? Предположим,что вам удалось бы оторваться от наших наблюдателей. Но вы подумали, что былобы потом? Вас все равно бы нашли, рано или поздно. Боюсь, что слишком поздно —для вас и вашей семьи. Без денег вы ничего не смогли бы сделать, а мы, как вамхорошо известно, контролируем движение ваших средств по всем счетам. Мы бы васмгновенно вычислили. И тогда вы были бы обречены. И вы, и ваши дети. Какнежелательные свидетели. Я считал вас умнее, Левша, а вы оказались слишкомпримитивным и прямолинейным.

— Отпустите моего сына, — твердо сказал я.

— Что? — удивился Барлоу. — Вы с ума сошли!Никто его сейчас не отпустит. Вечером мы с вами выезжаем в Монреаль. И завтра,если все пройдет нормально, мы позвоним в Нью-Йорк, и я предложу отпуститьвашего сына. Вот единственный вариант, на который мы можем пойти. После вашегопредательства мы не имеем права рисковать. Ваш мальчик останется у нас до техпор, пока вы не выполните нашего поручения. Я думаю, так будет справедливо.

— Конечно, — неожиданно согласился я, доставая изкармана пистолет.

Увидев оружие, Барлоу совсем не испугался. Он толькоулыбнулся.

— Нашли чем пугать, — сказал он довольновесело. — Неужели вы думаете, что если убьете меня, вам вернут вашегосына?

— Сейчас мы поедем к вашему шефу, — сказаля, — и если ты попытаешься пикнуть, гадина, я лично выпущу в тебя всюобойму. Как я стреляю, ты знаешь, и с расстояния в несколько метров мне будеттрудно промахнуться.

— Подожди, — вздохнул Барлоу, — уберипистолет и успокойся. Здесь тебе ничто не угрожает. Ты напрасно думаешь, чтоесли мы поедем к шефу, ты сумеешь освободить сына. Это бесполезно, Левша. Тамбудет столько охранников, что тебя легко обезоружат. Даже если ты действительносумеешь убить не только меня, но и еще несколько человек. А потом убьют и тебя,и твоего сына. Глупо устраивать ковбойский налет, полагая, что ты сможешь еготаким способом освободить.

— Я не идиот, — возразил я хозяинукабинета, — понимаю, что Костю просто так не отпустят. А освободить его иуйти от вас я не смогу. Поэтому предлагаю другой вариант. Мы едем к шефу иубеждаем его посадить Костю в самолет, который вылетает в Россию. Как толькоКостя сядет в самолет, я готов с вами ехать не только в Монреаль, но и наСеверный полюс.

— Но это несерьезно, — снова ухмыльнулсяБарлоу, — ты не в том положении, чтобы диктовать нам свои правила.

— И ты тоже, Барлоу, — вдруг сказал я ему. —Двадцать минут назад у меня на глазах застрелили Семена Ерофеева. Тебе,надеюсь, известно, кто это такой? Следующим должен быть ты, Барлоу.

Я увидел, как он открыл рот. Зеленые глаза потускнели, сталикруглыми, он задохнулся от ужаса. И смотрел на меня выпученными глазами.

— Его убили? — не поверил Барлоу.

— Позвони и проверь, — предложил я ему, убираяпистолет.

Я напугал его так сильно, как не смог бы напугать никакойпистолет. Барлоу бросился к аппарату и начал набирать номер дрожащими руками.

— Алло, — закричал он, не обращая на менявнимания. — Алло! Кто это говорит? Скажите, что Барлоу. Передайте, чтоЕрофеев убит. Да, да, Ерофеев убит. Вы меня слышите? Мне нужно срочнопоговорить. Да, мистер Барлоу.

Очевидно, на другом конце трубку взял человек, которого янекогда видел. Тот самый Коготь, который возглавлял все банды в Бруклине.

— Что ты паникуешь? — строго спросил он.

— Ерофеева убили, — выдохнул бледный от ужасаБарлоу. — Вы знаете об этом?

— Знаю, — недовольно ответил Коготь, — он впоследнее время стал слишком неуправляемым. Планы разные придумывал. Вот ипогорел. А ты чего психуешь?

Он говорит так громко, что я слышу почти каждое слово. Темболее что трубка в руках Барлоу ходит ходуном. От страха тот не может дажеудержать ее в руках.

— Как мне быть? — почти стонет Барлоу.

— Завтра ты поедешь в Монреаль вместе с Левшой, —говорит Коготь. — Нужно закончить наше дело. Сеньор Анчелли сделал нампервое предупреждение. Значит, мы должны работать так, чтобы не было второго.До свидания.

Он говорит все почти открытым текстом по-русски, даже небеспокоясь, что их могут записать на пленку. В этой свободной стране такиеслова — не доказательство. Но Барлоу раздавлен полученным известием. На негожалко смотреть. Он чуть не плачет, глаза бегают, он стал гадок и ничтожен. Ивсе время теребит свою бородку.

Он смотрит на меня и вдруг решительно говорит:

— Завтра мы с тобой должны быть в Монреале. Тебе Семенничего перед смертью не сказал?

— Ничего. Я был метрах в ста от него. Но я не поеду,пока вы не освободите моего сына.

— Освободим, — отмахивается от меня Барлоу.

Кажется, он начинает успокаиваться. И, чуть подумав, вдругговорит мне:

— Значит, если его посадят в самолет и отправят вРоссию, ты согласишься и больше не сделаешь попыток сбежать?