Так вот где мощная преграда деспотии,

Потоку мерзких дел, что захлестнул Париж!

Ты далеко от нас, свобода, в Византии

Над минаретами паришь!

ОДА IV

Я видел, как в ответ на нежный взор другого

Глаза ее туманились слезой,

Как с милых уст ее божественную снова

Усладу пил другой.

Когда ж не в силах скрыть невольное волненье,

Боль с безмятежным я не мог стерпеть лицом,

Взор беглый, ласковый, мне брошенный тайком,

Смягчал в моей груди сердечное мученье.

Ах, там, где леса мрак глубок,

10 Стрелой пронзенный голубок

Свободно изливает стоны.

От стрел, что мечет Орион,[427]

Изнемогая, Актеон[428]

Скорбит и ропщет, не стесненный.

ОДА V

Первым плодам моего сада

Предвестье осени, плодов земных кошница!

Из жаркого стекла взрастила вас теплица,

Где солнца южного как будто греет свет.

Я к Фанни вас пошлю, сей матери пугливой,

Вы дочери ее, нерезвой, молчаливой,

Верните бодрость, свежий цвет.

Не то, чтоб ныне ей опасность угрожала,

Но сердце матери судьбы познало жало

И все избавиться не может от тревог.

10 Бессильная забыть свою утрату Фанни,[429]

Готовая беду предчувствовать заране,

Со страхом вопрошает рок.

Но лето ясное развеет опасенья.

Мы жизни платим дань слезами от рожденья,

И Фанни горести, увы! не обошли.

Ее достоинства, ее очарованье

Ужели возбудить могли негодованье

И зависть неба иль земли?

Прекрасна, как и мать, с возвратом Эригоны[430]

20 Вновь маленькая дочь, питомица Помоны,

Румянец обретет, что свел Борей с ланит.

Пусть небеса пошлют ей силу и здоровье,

И Фанни лик над ней с весельем и любовью,

Но не с боязнию склонит.

Как жаль, что не вернуть ту памятную пору,

Когда святой обмен Адмету и Кастору[431]

Позволил избежать в загробный мрак пути!

Неумолимыми не оставались пряхи:[432]

Ценою дней своих, за жизнь любимых в страхе,

30 Возможно было их спасти!

О, как бы я хотел, дитя, чтоб над тобою

Воистину тогда повеяло бедою,

И место я твое с восторгом мог занять.

Я б уберег тебя, погибнув, от напасти

И Фанни возвратил спокойствие и счастье

Тебя, мой дар любви, обнять.

Быть может, близ моей она прошла б могилы,

И пеленою слез затмился взор унылый,

И молвила б она, прижав к груди тебя:

40 “Я очень дорога была ему когда-то,

И жизни молодой он пренебрег утратой,

Лишь бы жила я, не скорбя”.

ОДА VI

Нет, верьте мне, не всех влюбленных вздох и взгляд

Заманивают в сеть прилежно,

Сердца, открытые доверчивости нежной,

Обманывать не каждый рад.

Нет, не всегда слезой притворной

Увлажнены глаза, что преданно глядят

С мольбой наигранно-покорной.

Уловок, хитростей отыщется ли след

В душе, которая чертами

10 Лишь вашими полна? О, Фанни, рядом с вами

Любви достойных словно нет.

Ах, Клитии цветок унылый[433]

Лишь к солнцу тянется, когда же гаснет свет

Главу склоняет ниц без силы.

Бывает глубоко и горько поражен

Страдалец и одним суровым,

Слетевшим с милых уст его любимой словом.

С улыбкой подавляя стон,

Он в сердце бурю укрощает,

20 Уходит и, в печаль до утра погружен,

К ней речь такую обращает:

«О, Фанни, божество с прозрачным светом глаз,

Блажен, кто, лишь о вас мечтая,

Хотел бы жизнь за вас отдать и, тихо тая,

Готовый встретить смерти час,

Когда удары сердца глуше,

Забыт всем миром, сжав вам руку, спросит вас:

Ты веришь в искренние души?»

ОДА VII

Тому, кто близ тебя, о Фанни, счастьем дышит,

Румянец видит твой, улыбку, голос слышит,

Как небожителю, отверсты небеса.

С младенческой поры наивностью беспечной

И чистотой сердечной,

И грацией твоя умножена краса.

Возвышенной души твой лик стал отраженьем,

Где к розам юности прелестным украшеньем

Порой стыдливости примешан милый цвет.

10 И потому твои уста, и речь, и взгляды

Полны такой услады,

Что, как ни берегись, от них защиты нет.

Когда б я был один всей удостоен славы,

Венчающей успех и гений величавый,

Чтоб помыслы твои стремились лишь ко мне,

И образ в памяти мой жил, неистребимый:

Так облик твой любимый

Повсюду я ношу в сердечной глубине.

Я вспоминаю: здесь она была;[434] красою

20 Своей дивила всех, и речь ее такою

Была, такими взор, походка и наряд.

Здесь, сидя на холме, над Сеной горделивой

Она реки извивы

Следила, и блуждал ее далеко взгляд.

Так, образ твой храня, по рощам я скитаюсь.

Так молодой олень, в пустыне укрываясь,

Спешит умчаться вдаль, не избежав свинца.

Смертельно раненный, он боль уносит в чащи

И, близ воды лежащий,

Ждет, тяжело дыша, желанного конца.

ОДА VIII

К Фанни, когда она была больна

Внезапно налетев порою,

Скрывает ветер туч завесою густою

Блеск солнца, но потом редеет пелена.

Вот так, любимая, и летом неспокойным

Дыханьем Сириуса знойным[435]

На краткий миг твоя краса опалена.

Летучим облачком так мило

Вдруг бледность нежная и легкая покрыла

Твои спокойные и томные черты.

10 С каким сияньем глаз лежала ты на