И будут платою за труд его святой

Их слезы над его могильною плитой.

Как сеятель, он зрит среди грядущей нивы

Тех, кто в страданиях его примером живы;

А в глубине души справляет торжество:

Там зло бессильно, там — убежище его.

И, выбрав сей Олимп, верховный, совершенный,

Он видит, ведает, он судит. Дух священный

Волнует ум его и чувства бередит,

40 И ночью краткою во сне его томит,

И пробуждает, и с постели поднимает,

И до зари его усердно занимает,

Такую развернув картину перед ним,

В которой род людской, могуч, неутомим

И вдохновлен его деяньями святыми,

Векам передает его труды и имя.

Недаром исходил кровавым потом он!

Пусть дух народа слеп, коленопреклонен,

Пусть в дне сегодняшнем взыскует он отрады,

50 Пусть робкие умы, изменчивые взгляды

Не могут осознать в убогости своей

Высот его ума, глубин его идей, —

Он на совет к себе самих богов сзывает,

Им доверяется, за них повелевает,

И мир, в его словах услышав божий зов,

Покорно чтит его, решив, что чтит богов.

Его труды — богам на пользу и потребу.

Вот так однажды он, весь обращенный к Небу,

Неопалимую увидел купину;

60 С его прозревших глаз Всевышний пелену

Сорвал — и пробил час, когда из горней дали

Он в дольний мир принес великие скрижали.[445]

Вот так однажды он, за нимфою идя,[446]

Узнал в густых лесах законы бытия,

И, вестница чудес, божественная птица[447]

Шептала на ухо ему слова провидца.

Все в мире для него; весь мир ему — как дом;

Его — леса, ветра, и молния, и гром;

И целый мир готов воспеть его тиранство —

70 О праведная ложь! Благое самозванство!

О доброй западней обманутый народ:

Гнет счастья для него — святой, заветный гнет!

........................................

Но прежде чем на свет явились государства,

И прежде чем смогли искусства обрести

Свои особые и верные пути,

Людей принудили потребности заняться

Наукою письма, чтоб жить и развиваться.

Что было найдено и начато письмом,

Искусства прочие огранили потом.

80 Так на папирусе и на тягучей коже,

На алебастре и на глине, с воском схожей,

И на остатках льна, скопившихся на дне,

Рука искусная уже могла вполне

Невидимую мысль поймать и сделать зримой,

И уловить труды души неуловимой,

И одновременно, за мыслями вослед,

Любой раскрасить звук, любой озвучить цвет.

Когда согласия связующие звенья

Народы начали сближать и поколенья,

90 Тогда земля, и шум морей, и тишь лесов —

Всё поручители былых договоров —

И стали кодексом верховным на планете,

Который бог письма явил глазам столетий.

И, верой укрепясь, несли из рода в род

Святые письмена единый сей оплот.

На них и краски, и чернила растекались,[448]

И первообразы на них запечатлялись,

И те свидетельства природы, что смогли

Их сделать подлинным сокровищем земли.

100 Оставил нам Восток среди руин несчетных

Изображения жрецов, царей, животных —

Религий вымерших почти угасший звук,

Грядущим мудрецам — источник тяжких мук;

Запечатленные на свитках кропотливых

Анналы, сотни лет лежащие в архивах.

А вот иной пример забытого письма,

В котором гроздь эмблем удивлена сама

Тем смыслом, что ее завязывает в узел,

Где каждый темный знак умы томил и узил,

110 Где тело женщины с орлиной головой —

О тень язычества! — покрыто чешуей.

Подобных символов находим мы немало,

Непритязательных, их для письма хватало,

Пока еще мы шли наощупь, наугад,

Когда питался ум лишь тем, что видел взгляд.

Мы шли, за кругом круг, все дальше в этих нетях,

Но вот пришла пора узнать, запечатлеть их —

Те тонкости души, и сердца, и страстей,

Что были до того укрыты от людей.

120 И сразу стало нам в письме старинном тесно,

И зазвучал язык темно и неуместно:

В нем места не было для новых чувств и слов.

И человечество, прияв язык отцов,

Взяло, что надобно, от прочего избавясь, —

И превратила в речь ее былую завязь.

Для звука каждого теперь придуман знак:

Уже спешит рука, припоминая, как

Звучат уста, успеть и образ обозначить.

И стоит новому явленью озадачить

130 Раскрепощенный ум, — и новый знак готов,

Как новобранец, встать в ряды бывалых слов.

Отныне следует дорогой проторенной

Дух человечества, бессмертьем одаренный.

Отныне опытный резец вверяет нам

Заветы прошлого, и новым временам

Мы оставляем все, чем дышим и владеем,

И представляем суть по форме и идеям.

Не зря отцы в трудах свои свершали дни:

Отныне сыновьям — живой пример они.

140 В едином времени живут и внук, и прадед,

И в памяти они былое не изгладят.

Творец и судия сегодняшнего дня,

Нас прошлое ведет, лелея и храня.

И отчая земля в годину испытаний

Осведомляется, рассвет припомнив ранний,

Как жили пращуры среди подобных бед,

Былинные века сзывая на совет.

...........................................

В селениях людских сносить обречены

Двойного зла закон все смертные сыны.

150 Одни — цари, жрецы корысти и насилья,

Над миром властвуют в бесстыдстве изобилья.

Другие, стыд забыв, презренные рабы,

Лобзают их стопы, покорны и слабы,

Во прахе ползая пред гордыми дворцами,

Чей блеск безжалостный воздвигнут их трудами,

Чей мрамор их рукой из горных вырван недр,

И пот на их челе не осушает ветр.

Быть естества рабом мне более приятно,

Любя природы блеск святой и благодатный,

160 Вдали от городов ища дворец иль храм,

Где божество порой свой лик являет нам,

Средь гор, смиряющих порывы молний гневных,

Средь первенцев земли — дубов и сосен