– Совершенно нормально так себя чувствовать, – сказала я. – Может, тебе поговорить об этом с психотерапевтом?

– Нет, – тихо ответил Трэвис. – Я знаю, что реагирую неадекватно. Но я сам разберусь.

«Разбирался» он при помощи болеутоляющих, которые получал за счет страховки. Тогда я этого не знала.

Шли недели, и он приходил в себя, но это был не тот сын, которого я знала до аварии. Новый Трэвис был скрытным, понурым, вспыльчивым и отстраненным. Мы жили вместе, поэтому его характер менялся буквально у меня на глазах. Правда, я списывала это на расстройство, а не на таблетки.

Однажды сын попросил у меня денег.

– Ты ведь знаешь, я экономлю, – напомнила я ему.

Трэвис ничего не ответил, но после этого стал продавать вещи, которые купил на деньги, полученные со страховки: телевизор, компьютер, приставку, DVD-плеер, коллекцию дисков с фильмами и музыкой, даже одежду и обувь. Я чувствовала, что что-то не в порядке, но не могла понять, что именно.

Сын продолжал вести себя странно: пропадал на несколько дней с друзьями, запирался у себя в комнате, избегал разговоров со мной.

А в один прекрасный день я зашла к нему и обнаружила, что он пакует вещи в чемодан.

– Что случилось? – невинно спросила я.

Трэвис закрыл чемодан, а затем невозмутимо ответил:

– Посмотри вокруг, мама. Я продал все, что у меня было. У меня ничего не осталось.

И в самом деле, смотреть было не на что. Комната была практически пуста, не считая кровати, дивана и компьютерного стола.

Трэвис тихо продолжил:

– У меня зависимость от таблеток. Я отправляюсь в наркологическую клинику на детоксикацию.

Правда чуть не сбила меня с ног. Как я могла этого не заметить? Меня охватило множество эмоций: боль, вина, стыд, сочувствие, злость, но сильнее всего я чувствовала любовь.

Я подошла к нему, своему сыну ростом метр девяносто, обняла и усадила рядом с собой на кровать. Мы оба плакали, и я держала его в руках и тихонько качала.

– Я люблю тебя, – шептала я. – Я так тобой горжусь.

Решение Трэвиса отправиться на детоксикацию было таким же внезапным, как и авария. Я была шокирована его честностью и храбростью.

– Я с тобой, – говорила я. – И сделаю все, чтобы тебе помочь. Хоть меня там не будет, знай, душой я всегда рядом.

Множество раз я смотрела телепередачу «Интервенция»[28] и даже не подозревала, что мой сын попадет в такую же ситуацию.

Я была соцработником и знала, как можно поддержать Трэвиса, поэтому попросила маму и племянника позвонить ему, чтобы приободрить и сказать, что они тоже на его стороне.

Когда сын поговорил с ними и положил трубку, за ним как раз приехала машина. Он взял свой чемодан, улыбнулся мне и сказал:

– Решила устроить свою собственную интервенцию, да?

Я улыбнулась в ответ.

– Ну вроде того.

Трэвис обнял меня на прощание и вышел из дома.

Возвращение сына прошло не без проблем: один раз он сорвался и снова стал принимать таблетки, но был решительно настроен победить зависимость раз и навсегда. Со второй попытки Трэвис все-таки смог пересилить пагубную привычку и с тех пор никогда больше к таблеткам не возвращался.

Тэмми Рагглз

Правда, исцелившая меня

Ищи истину и отыщешь путь.

Фрэнк Слотер

«Просто прекрасно! – раздраженно пробормотала я себе под нос, перекатываясь на бок, чтобы встать с постели. – Неужели мне мало всего остального? Опять эта дурацкая боль в лопатке, еще не хватало».

Я знала, в чем была причина. Среди ночи у меня сместилось ребро. Помню, как наполовину очнулась от нервного сна, когда это произошло. Я даже подумала: «Вот напасть! Это хорошее смещение или плохое? Кость сдвинулась или, наоборот, встала на место? Наверное, с утра будет понятно».

Оказалось, что это было плохое смещение. К утру боль стала невыносимой. Мне казалось, что кто-то всадил мне в лопатку ледоруб, пока я спала.

Это происходило уже в третий раз за два года. Обычно такое случалось, когда я испытывала очень сильный стресс.

Стресс и боль в спине неразрывно связаны. Стресс вызывает напряжение мышц, а напряженные мышцы смещают кости.

Последние несколько месяцев мы с братьями спорили о том, как ухаживать за пожилой матерью. Мама, которой уже перевалило за восемьдесят, начала испытывать приступы паники по ночам. Еще она стала плохо держать равновесие и утратила способность выполнять сложные задачи, например, готовить еду.

Если итальянка не может готовить, сразу ясно – дело плохо.

Когда мама только начала болеть, братья взяли на себя всю заботу о ней. Они отпрашивались с работы, чтобы возить ее к врачам, приводили в порядок ее дом и двор, оплачивали счета. Только братья могли помочь маме, потому что жили с ней в одном городе.

А я жила в 2000 километров от них и совсем не могла помогать за исключением нескольких недель в году, когда мама навещала меня или я приезжала к ней.

Испытывала ли я чувство вины? Еще какое. Я была «плохой итальянской дочерью». По крайней мере, на месте братьев я бы называла себя именно так. Они ничего не говорили мне в лицо, но я-то знала, что они думают: «Она свалила на нас всю работу». Постепенно у нас с братьями испортились отношения. И хотя никто ничего вслух не говорил, я решила, что причина в том, что я почти не участвовала в жизни мамы.

Никто из нас не знал, как именно ей помочь, поэтому мы просто винили друг друга и ссорились. Это можно понять. Мы трое были вожаками собственных стай. У каждого из нас был свой бизнес, и мы привыкли быть главными. Но видя, как мама дряхлеет, мы все чувствовали себя бессильными это остановить, что вылилось в тревогу, уязвимость и раздражительность.

Наверное, мне стоит говорить только за себя, но я предполагаю, что братья испытывали то же самое.

И вот ребро сместилось в самый разгар семейного конфликта.

В глубине души я понимала, что боль и проблемы со здоровьем вызваны эмоциональными причинами. В своей медицинской практике по управлению болью я постоянно диагностирую подобные реакции на стресс.

Однако я также знала, что для решения проблем с ребром мне понадобится физиотерапия. Поэтому я попросила в регистратуре отменить всех пациентов и записалась к своей подруге-физиотерапевту Холли.

Как только она вошла в смотровую и спросила, что со мной случилось, я начала практически бесконтрольно рыдать. Как будто внутри меня прорвало дамбу. «Мы с братьями ссоримся из-за того, что происходит