Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тес не сказала ни слова. Мы просто замерли.
Доктор объяснил, как мне найти детского онколога. Я все думала: «Хватит твердить одно и то же». Мне просто хотелось уйти и побыть наедине с дочерью.
Когда мы сели в машину, я спросила, хочет ли она где-нибудь поесть.
– Нет, – ответила Тес. – Я хочу домой.
Дальше мы ехали молча. Я не хотела ждать, пока мы приедем домой, чтобы поговорить, поэтому припарковалась в тени.
– Дочка, я не представляю, что ты чувствуешь.
Когда я услышала свой голос, то поняла, что, как ни пыталась, я не смогла скрыть свое волнение.
– Слышишь, даже мне страшно. Но при этом такое испытание выпало не мне, а тебе.
Я протянула руку и погладила дочь по голове.
Задумчиво глядя на меня, она удивила меня своими первыми словами:
– Мам, если лечиться радиацией, у меня не будет детей.
Я задумалась над ее словами.
– Но если ты решишь отказаться от радиации, доктор сказал, что тебя могут не вылечить. Разве тут есть, что выбирать? Мы ведь говорим про твою жизнь. Если ты не пойдешь на радиацию, у тебя тоже может не быть детей – потому что тебя самой не будет. Ты понимаешь это?
Я больше не могла сдержать слез. Я не могла поверить, что говорю своей любимой дочурке, что она вынуждена выбрать бесплодие. Мы крепко обнялись и долго не отпускали друг друга.
– Наверное, ты права, мама.
Ее голос звучал печально и задумчиво.
– Значит, решено. Милая, все будет хорошо. Я найду тебе самого лучшего доктора, обещаю! Ты все еще хочешь поехать домой?
– Да, мам, поехали. Я очень устала.
– Я сразу начну искать врача.
Пока я вела машину, Тес молчала. Большую часть дороги домой я держала ее за руку, и она в ответ тоже крепко держала мою.
По крайней мере, мы поговорили об этом. Другого выбора не было: Тес во что бы то ни стало должна жить.
Я висела на телефоне, разыскивая подходящего онколога, изучала рекомендации друзей, проверяла списки врачей из различных клиник. Одно имя попалось мне раз шесть. Теперь я знала, с кем связаться.
Он был таким, как я мечтала. Они с Тес сразу стали понимать друг друга. Он слушал, когда она говорила, и общался напрямую с ней. Я нужна была, только чтобы подписать бумаги. Дочь доверилась ему с первого дня их встречи. И это было огромное облегчение. Их отношения стали важным шагом к исцелению. Всю следующую неделю Тес провела в больнице. Ее дни состояли из бесконечных осмотров, анализов крови, спинномозговой пункции и множества рентгеновских снимков.
Две полные недели радиации, два с половиной года химиотерапии каждые две недели, около 20 спинномозговых пункций – и наконец лечение Тес было завершено. После этого она должна была ходить на ежегодный осмотр и сканирование тела для мониторинга болезни, которая, похоже, покинула ее тело!
Через шесть лет мою дочь объявили здоровой! Тогда, в машине, Тес приняла важное решение, которое спасло ей жизнь.
За это время дочка окончила школу и уехала учиться в колледж. Потом она встретила молодого человека, и у них завязались серьезные отношения, она его полюбила. Когда ее парень вступил в ряды морской пехоты, Тес последовала за ним в Северную Каролину и поселилась недалеко от военной базы.
Дочь была счастлива и наслаждалась жизнью, которую она получила, выбрав радиотерапию много лет назад. А однажды у меня зазвонил телефон. В трубке зазвучал мелодичный голос Тес:
– Мам, привет, у меня новости. У нас будет ребенок!
Эми Э. Заяц
Возвращение моего сына
Жизнь – интересная штука… В конце концов самая большая боль становится твоей силой.
Однажды поздно ночью мне позвонила соседка.
– Трэвиса увезли на «Скорой». Он попал в аварию.
Моему единственному сыну было двадцать четыре.
– Что случилось? Он ранен?
Мне хотелось спросить: жив ли он, но я не могла заставить себя произнести эти слова.
Четырнадцать лет назад в автокатастрофе мы потеряли отца Трэвиса, Денни. Это было ужасно. Я просто не пережила бы утрату еще и сына.
Вместе с Трэвисом в аварию попал сын соседки и еще один юноша, но оба отделались ушибами: они ехали на заднем сиденье.
– Я за тобой заеду, – предложила соседка. Она знала, что я плохо вижу в темноте и не могу ночью водить машину.
Пока ждала, я молилась и сновала по комнате.
«Пожалуйста, Господи, пусть с ним все будет хорошо. Не дай ему умереть».
Когда соседка приехала, я позвонила своей матери и племяннику.
Мы приехали в реанимацию, и я хотела сразу же пойти к Трэвису, но врач сказал, что это невозможно: сейчас сына готовят к перелету в Кентукки, в медицинский центр при местном университете.
– Я могу полететь с ним? – спросила я.
– В вертолете нет места, вам придется ехать на машине.
С мамой и племянником мы отправились в Кентукки. Там я наконец-то смогла увидеть сына. Куском металла Трэвису порезало лицо рядом с правым глазом, и ему пришлось наложить много швов.
У сына остался шрам, но зрение не пострадало и в конце концов он полностью поправился.
Доктор выписал ему болеутоляющие и отправил домой. Тогда-то я и начала терять сына.
Из-за травмы Трэвис испытывал сильную боль, которую пытался подавить таблетками. Вдобавок к этому он переживал из-за шрама на лице, а из-за аварии у него развилось ПТСР[27].
Поначалу сын отказывался выходить на улицу, а когда все же решился – натягивал шапку на лоб, чтобы спрятать шрам.
Трэвис всегда был красивым парнем и пользовался успехом у девушек, но никогда этого не осознавал. Но теперь он избегал людей не из-за тщеславия, а потому что ему было неловко.
Я говорила Трэвису: ничто не может изменить того, насколько он прекрасен, потому что красота идет изнутри. Я говорила ему все, что может сказать мать сыну, но он не хотел моей помощи.
Через какое-то время Трэвис все же перестал прятать свое лицо под шапкой и начал выходить на улицу.
Его посттравматическое расстройство не проявлялось, пока ему не пришлось ехать в чьей-то машине на пассажирском сиденье. Он кривился и отворачивался, когда проезжали мимо места аварии, и очень нервничал и переживал из-за того, как другие водят машину. Дошло до того, что сын стал командовать, когда тормозить, включать поворотник, набирать или