без меня?

Антоха тревожный, и в новом городе от меня почти не отлипает, но на данный момент – он все-таки больше обиженный. И потому – гордо сверкает глазами.

– Да!

– Если что, код от подъезда помнишь, – вижу, как недовольно сжимаются губы сына. У него просто парадоксальная память на цифры – он с одного только взгляда врезает их память. Так что да, он помнит. Но мне ведь нужно было в этом убедиться!

До подъезда шагаю почти бегом, но в лифт, возносящий Катю и Каролину на наш с ними этаж не успеваю. На мое счастье, тут есть грузовой – и прибывает он быстро, есть еще шанс поймать Катю до того, как она дверь за собой захлопнет.

Выхожу на лестничную клетку и чуть не расплываюсь в радостной ухмылке – в воздухе звучит голос Холеры. Правда когда осознаю тональность – ухмылку вытираю со своего лица очень старательно. Катя не просто говорит с малышкой или по телефону – она ругается. Кроет изощренным, высокохудожественным практически матом, когда словосочетание «ежить твою мышь» обретает ядреную крепость.

На этот раз покашливаю уже я. Без издевки. Осторожно.

– У вас что-то случилось.

Два взгляда обращаются ко мне – светлый, безмятежный, малышкин, и крепкий, обвиняющий – Катеринин. Кажется – она обвиняет меня во всем. Кажется! Но в реальности она просто раздраженно кривит губы.

– Не ваше дело.

Ладно, девочка, на себя пеняй.

Сказала бы словами – не пришлось бы брать тебя… за плечи! Исключительно за плечи, области ниже не рассматриваются во избежание моего срыва.

Под яростный выдох просто отодвигаю Холеру в сторону. Смотрю на дверь и без особого удивления обнаруживаю торчащий из замка остаток ключа.

Госпожа Фортуна… Сначала малышка моя сама ко мне подошла, сама поддалась на предложенную ей игру… Теперь вот это…

Это мне кармическая отдача за два свидания с Катерининым шокером?

Вместо тысячи слов – ухожу в свою квартиру. Сам понимаю, что если озвучу желание помочь – буду послан далеко и надолго.

Возвращаюсь на лестничную клетку и слушаю подрагивающий, усталый голос Кати.

– Нет, через три часа – это поздно. Слушайте, у меня маленький ребенок. Сколько, по-вашему, я должна торчать под дверью? Нет, я не хочу выпилить дверь…

Она замолкает, когда вернувшись к двери, я снова приседаю на корточки у замка и осторожно подковыриваю торчащий наружу обломок ключа взятым с балкона шилом.

Спасибо, Агния, за хоть и скромный, но все-таки не бесполезный набор инструментов, который скапливается у всякой одинокой женщины, как бы старательно она ни прикидывалась принцессой. Шило, пассатижи и набор разнокалиберных отверток. Больше ничего мне сейчас и не надо.

– Я не просила вашей помощи, Юлий Владимирович, – едко звучит над ухом, – мне она не нужна.

Бросаю на неё заинтересованный взгляд.

– И даже три часа возможного ожидания не изменят твоего мнения, Катерина?

«Да» – это отвечают её глаза. Ядовитые такие, концентрированные. И от этого взгляда будто гвозди прошивают насквозь.

Сколько же всего упущено…

Фокусируюсь на замке. Так дышится чуточку легче. Да и Холера решает все-таки послушать скепсис и так и не произносит рвущихся наружу слов.

И ведь надо, надо постараться не затягивать работу с замком!

Вздрагиваю, когда хлопают по колену маленькие ладошки. Шило соскальзывает и только чудом не протыкает мне палец.

Нет, подышать сегодня точно не судьба!

Можно даже особо и не рассчитывать – в кампании этих-то двух девочек.

– Сломалось, – со знанием дела заявляет сладкое солнышко по имени Каролина и смотрит на замок так укоризненно, что на его бы месте я сам срочно выплюнул застрявший кусок металла.

– Сейчас починим, – выдыхаю быстрее, чем соображаю, что Катерине это не понравится.

И она не обманывает ожидания – огибает меня по дуге, прихватывает Каролину за плечики, подталкивает в сторону. От меня.

Это настолько бесит, что проворот зажатого отверткой осколка ключа получается сильнее и резче. Это имеет последствия, разумеется – но только я ими и опечалюсь. Это ведь я, получается, открыл дверь Холериной квартиры на десять минут раньше, чем планировал!

– Боже, да неужели! – в голосе Кати сквозит облегчение, недовольство и радость в неравных пропорциях. – Неужели все так просто? И что, у меня ведь больше нет повода вас задерживать, Юлий Владимирович?

Ну, по идее нет! Но когда же это я сдавался так быстро?

– Обломок еще не извлечен, – покачиваю головой, осознавая, насколько неуемным и настырным мудаком являюсь по своей сути, – да и замок лучше посмотреть, что там не так.

Пш-ш-ш…

Я почти слышу, как шипит выкипающий чайник Катерининого терпения. Как позвякивает крышечка, что на нем скачет. Как изнемогает сорвавший горло свисток. И мне неловко, конечно, но…

Хорошо, когда есть повод не уходить.

– Можно нам хотя бы в квартиру войти? – саркастично роняет Катя, все так же держать от меня на расстоянии вместе с Карамелькой.

Пропускаю их, так и оставаясь на коленях у её двери.

Малышка, маленькое мое чудо, останавливается на пороге и снова заинтересованно косится на мои руки.

– Чинится? – звонко спрашивает она, а я… А я расплываюсь в совершенно идиотской улыбке.

– Чинится, солнышко.

– Кара, умываться, быстро-быстро!

Если бы я раньше сомневался в том, что Катерина против того, чтобы я хоть пару слов в адрес дочери обронил, то сейчас получил бы самое что ни на есть доказательство. Отправив мелкую в ванную, с видом разъяренной мегеры она разворачивается ко мне.

– Никакое она вам не солнышко, Юлий Владимирович!

Делаю вид, что ужасно увлечен процессом того, как покрепче прихватиться пассатижами за обломок ключа. Удерживаю её внимание на себе. Ну пусть, злое внимание, но хоть какое-то… Отвечаю через несколько томительных жгучих секунд.

– Еще какое солнышко, Катя. Прекрасное, лучистое солнышко. Могу на её улыбках жить всю зиму без отопления.

– Господи, – она протяжно стонет, закатывая глаза, – да когда хоть тебе надоест строить из себя озабоченного папашу?

– Почему же должно надоесть?

С неприятным скрипом, с усилием и неохотой обломок все-таки выползает из личины замка.

– Ты. Её. Не хотел! – голос Кати спускается до шипения. – Мы все это помним.

– Я такого не помню, – твердо покачиваю головой, – не помню и не могу помнить.

– Что ж, так и запишем, таблеточку Гинепристона ты мне выдал в приступе маразма, – ядовито сплевывает Катерина.

– Я давал её тебе не потому, что не хотел от тебя детей, – проговариваю старое, давно уже просроченное откровение. Проговариваю, а сам на автопилоте выкручиваю шурупчики, удерживающие на месте накладную панель замка, чтобы добраться до его личинки.

– Да ну? – Катя язвительно сверкает глазами. – А почему же?