так же резко, как и началась. На физиономии Юла не проницаемое выражение в духе “свидетелей у вас нет, вы ничего не докажете”. И так он прекрасен в этой своей бескрайней наглости, я едва справляюсь с тем чтобы не заржать и не испортить всю линию моей игры.

Еще пару минут нужно побыть холодной леди, а потом…

– Мамочка! – при виде меня Кара радостно всплескивает ладошками. Будто и не прошло всего полчаса с момента начала их прогулки, тянет руки ко мне. Антон без дополнительных просьб перестает раскачивать качель, а потом и вовсе плюхается на сиденье, чтобы ускорить торможение.

– И не только мамочка, между прочим, – улыбаюсь я Каре, и подставляю ей шею, чтобы вынуть её из качели, – ну-ка, посмотри-ка, солнышко, это кто со мной пришел.

– Дядя Юл! – Кара плохо выговаривает букву “л”, и получается у неё потешное “Юй”.

Ройх вроде не подходит в плотную, в паре шагов стоит, прячась за своей непроницаемостью как за спиной. Что ж, ладно, мне не сложно преодолеть эти пару шагов. Встать к нему настолько близко, что у Каролинки получается залепить ему ладошкой его возмутительно гордый нос.

– Да, малышка, это дядя Юл, – говорю я дочери, но смотрю на Ройха в упор, – но вообще-то ты можешь называть его папой!

Господи, как он меняется в лице!

Шалость определенно удалась.

– Папа? – Карамелька пробует это слово на вкус, снова и снова теребит Юла за нос и щеки, будто пытаясь понять, каков этот папа на ощупь. Для нее это ново, она даже в садик не ходит, чтобы понимать разницу между словом "папа" и словом "дядя". Но эмоциональный окрас она понимает прекрасно.

– Да, солнышко, твой папа, – голос Юла звучит сипло – кто-то совершенно точно переволновался. Я улыбаюсь почти триумфально, и почти не возражаю, когда мужская ладонь опускается на мою талию и тянет нас обеих с Карамелькой в большой крепкий семейный захват. Только вот…

– Антон, – я так резко разворачиваюсь, что аж что-то резко щелкает в шее. Нахожу его, такого нахохлившегося, отстраненного воробьенка на качелях, обнимающим колено.

Смотрит на нас с вызовом, с легким отвращением, и хорошо спрятанной обидой. Маленький ежонок, уже все для себя порешавший…

– Иди к нам, – зову умоляюще, до того как это сделает Юл. Потому что Юл – отец, он уже доказывал этому мальчику свое отношение, а с ним у нас – чистый лист и с этим надо что-то делать.

– Очень вы мне нужны, – беззвучно сжимаются мальчишеские губы. Он уверен, что не впишется, не будет родным в семье. Это видно так отчетливо, что у меня кровью обливается сердце. Господи, как же рано он лишился мамы. Не должны дети через такое проходить. Никакие не должны, даже маленькие монстры, а этот хрупкий василек – тем более.

– Ну, давай же, – прошу еще теплее, протягивая к нему руку. Загадываю про себя, что если Антон останется на качелях – не получится у меня с Ройхом ничего. Не смогу я отнимать папу у этого парнишки. Это слишком жестоко.

Сидит, не двигается, смотрит на меня как на опасную змею – вдруг укушу, как только подойдет…

– Тоша, обнимашки! – радостно зовет Кара и тянет к мальчику руки.

И что-то в тонком мальчишеском лице вздрагивает. Он вздыхает. Спрыгивает с качелей. И шагает к нам…