возмущенным взглядом.

Он пожимает плечами.

Пожимает плечами!

У меня, между прочим, в ноздрях зудит от его чертова парфюма, а он плечами жмет!

– Давайте оговорим правила, Юлий Владимирович, – произношу максимально жестко, дабы даже не думал гнуть свою линию, – вы не будете подходить к моей дочери без необходимости. Не станете с ней разговаривать или играть. Только наблюдаете. Издалека. Согласны?

Нет. Он не согласен. Я вижу, как стекленеет его взгляд от моих условий. И снова собираю всю свою внутреннюю силу воедино, чтобы давать ему отпор, а Ройх… Кивает. Просто кивает. Что?

– Для первого раза мне будет достаточно, – произносит он, и я чувствую сухой, жесткий наждак в его голосе. Ох, сколько возражений он в себе задавил! Неожиданно! Но вообще не повод давать слабину.

– Не для первого раза, а для единственного, – отрезаю я, – завтра приедет Кир. Больше мы вас не побеспокоим, Юлий Владимирович.

В темных глазах, что впиваются в мое лицо, люто бушует кипящее море.

И снова, и снова я жду его возражений, жду начала нашего сражения. А слышу…

– Мне казалось, ты торопилась, Катя.

Не показалось. Я и вправду торопилась. Хотела успеть в больницу к Аньке до обеда. И в мастерскую тоже.

– А вы…

– Я тебя услышал, – Ройх откликается бесстрастно, – не приближаться. Не беспокоить. Защищать принцессу с рвением дракона. Будет сделано, Холера. Можешь быть спокойна!

Могу ли я быть спокойна?

Очень в этом сомневаюсь. И глядя в спину Ройха, который вместе с пасынком шагает в ту же сторону, где уже восторженно подпрыгивает на качелях Конфетка – я сомневаюсь все сильнее.

И все-таки мельком проскользнувшая в моей голове мысль приходится мне по вкусу.

Этот дракон определенно не даст в обиду мою принцессу.

Лишь бы сам ей не навредил! От этого страха у меня внутри все ходуном ходит.

Глава 17. Катя

– Ай-ай, какая вещь, – Яков Петрович восторженно цокает, скользя пальцами по затейливой резьбе на отлетевшей стенке шкатулки, – раритет. Катюша, как вы достали такую прелесть?

– Это не моя прелесть, – я виновато шмыгаю носом, – была бы моя… Мне бы, наверное, было чуточку полегче.

– Ну разве что самую чуточку, – старый мастер бросает на меня укоризненный взгляд, – такие вещи нельзя ломать и не умирать со стыда. В них обычно хранятся драгоценные бабушкины сережки с яхонтами.

– С бриллиантами, что ли? – мой внутренний синхронный переводчик работает быстрее, чем я соображаю.

– С яхонтами, – сварливо поправляет меня Яков Петрович, – эти ваши брильянты пусть хранятся в сейфах. А с такими вещами надо культуру даже в мыслях соблюдать.

– Сможете починить? – с замиранием сердца смотрю, как крутится в пальцах серебристый барабанчик от музыкального механизма.

– Посмотрим, посмотрим, – Яков Петрович надвигает повыше очки, нацепляет налобник с лупой, склоняется над вскрытым механизмом. Что-то там ковыряет длинным тонким шилом.

Я жду его диагноза, замирая сердцем, как будто это он сейчас решает – не отрезать ли мне руку.

– У вас новый поклонник, душа моя? – мягко уточняет Яков Петрович так буднично, не отвлекаясь от своего процесса.

Я аж икаю от неожиданности.

– С чего вы взяли?

– Один юноша уже двадцать минут зависает в витрине магазина напротив моей мастерской. Пришел аккурат вслед за вами. Сомневаюсь, что эта кружевная комбинация, которую он так долго изучает – в его стиле. Всякое, конечно, происходит в этом вашем двадцать первом веке, но все-таки…

Думать предпочитаю, стоя на месте. Высунусь – наверняка спугну. А так, оно хотя бы не знает, что я уже в курсе о слежке.

– Высокий такой? Темненький? На обезьяну похож?

Увы, но лучшего сравнения Герасимову было подобрать сложно. Я бы и рада проявлять толерантность к парню подруги – ну или бывшему парню, без разницы, но тяжелая челюсть и приплюснутый нос не оставляли моим сравнениям выбора.

Кажется, Яков Петрович, даже глаз не поднимает. И все-таки чуть приподняв шкатулку повыше, чтобы лучше рассмотреть механизм, он задумчиво произносит.

– Да, сходство этого юноши с нашими доисторическими предками определенно налицо.

В первую секунду – остро жалею, что поддалась порыву и оставила Карамельку с Ройхом. Зачем, если Герасимов выбрал меня? Но…

С другой стороны, может, потому и выбрал, что кажусь легкой мишенью?

Каро под охраной Ройха, связываться с ним Илья струсил еще вчера. Блин, и куда наши доблестные правоохранители смотрят? Чисто теоретически в нашем районе полно камер, по которым можно отследить настойчивого придурка.

– Так вы меня спасете, Яков Петрович? – вижу сдержанный кивок, тут же преисполняюсь надежды и нетерпения. – А как быстро? Завтра? Послезавтра?

– Послезавтра, Катрин, я должен буду сидеть в аэропорту и пить сердечные капли при мысли, что мне придется тащить свои старые кости в эту нашу отечественную колымагу. А завтра я буду собирать чемодан, я в этот раз отложил сборы на самый последний день. Решил представить себя молодым и глупым.

– Представить? – я ахаю и хватаюсь за щеки. – А разве вы не молоды, господин Либерман? А я все думаю, когда вы уже наконец у меня номер телефона спросите!

– Ах, Катя, Катя, – старик грозит мне длинным пальцем, – ну не льстите так плохо. Вы не можете этого ждать. Видно ж по глазам, что сердце ваше занято.

– А? Как это? – удивляюсь. Удивляюсь вторично, потому что почему-то эта фраза Якова Петровича чуть покалывает меня чем-то… досадливым. Не понимаю чем.

– Несвободную женщину видно издалека, – Яков Петрович отрывает взгляд от шкатулки и рассеянно улыбается, – вы, конечно, можете не верить старому пройдохе…

– Ну, почему, – беру себя в руки и улыбаюсь насмешливо, – я же замуж собираюсь. Платье уже выбрала, между прочим.

– Уже? Так скоро? Это вы зря!

– Что, примета плохая?

– Нет, ну а как же святое женское право на передумать? Или вы решите воспользоваться им в день бракосочетания?

Обожаю этого старика. Он такой нереальный, аристократичный, превративший свое идеальное воспитание в этакий удивительный шарм, сдобренный щедро сарказмом повидавшего в жизни.

– Забегите ко мне вечером, моя душа, – мастер вздыхает так, будто и вправду расстроен, что я не дала ему телефончик, – заберете свой раритет.

– Так скоро! – я ахаю и почти решаюсь повиснуть у него на шее, но вовремя спохватываюсь, что это все-таки чересчур.

– У вас тут дел на раз-два. Пара капель клея, два мазка лака… Даже отвертку доставать не буду.

– Спасибо, спасибо, спасибо, Яков Петрович.

– А юноша-то все еще ждет, – негромкий голос старика догоняет меня у самых дверей в его мастерскую.

– Я после шести обязательно заберу заказ, – произношу чуть громче, чем стоило, и выхожу, доставая на ходу телефон.

Лето,