Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле, причина моей рассеянности проста – то и дело коситься влево, на качель с подлетающей к нему Конфеткой и следить за мячом – две абсолютно невыполнимые задачи.
А не коситься…
Ну, не получается.
Тут же, как в дивной пословице: и хочется, и колется, и Холера не велит…
А мне, к сожалению, нельзя сейчас забивать на её слова.
Мяч будто вступил с Антонием в сговор – приземлился в самых колючих дебрях, да еще и застрял напрочь у самых корней гребаного кустарника. Настолько прочно, что когда я выбираюсь из кустов – оказывается, что мой футбольный оппонент не дождался меня, и… Занял освободившиеся качели.
А чудо с двумя хвостиками стоит у футбольных ворот и смотрит на меня, серьезно-серьезно.
Вот так нежданчик!
И что теперь?
Бежать от неё, как хоббиту от балрога?
Ну… Щас!
Я ради этих бездонных глаз из Москвы сорвался.
– Кара, иди сюда, печь пирожки, – окликает девочку няня, раскладывающая по бортику песочницы формочки из яркого зеленого ведра.
– Не хочу пирожки, – кроха категорично крутит головой, – мячик хочу.
Боже, ну… Спасибо, что ли.
Я останавливаюсь в паре шагов от неё, прокручиваю мяч на пальце.
Завороженная фокусом малявка восторженно ахает.
А я…
А я пытаюсь начать дышать.
Так страшно спугнуть это микро-чудо…
– Кара, мячик не наш! – укоризненно сообщает няня. – Не отвлекай дядю, иди печь пирожки.
– Она не отвлекает, – возражаю я и понимаю, что возражение идиотское. Лично я бы очень напрягся, если бы к ребенку, за которого я отвечаю, начали клеиться всякие сомнительные малознакомые мужики.
– Меня все равно кинули без права на отыграться, – говорю это няне, киваю на качели, на которых Антон будто назло старается сделать “солнышко”, лишь бы показать малявке как надо. А сам опускаюсь на корточки, опускаю мячик на землю, подталкиваю его навстречу малышке.
Дочери…
Моей дочери навстречу…
Она ловит его и восторженно смеется, радуясь собственной ловкости. Подцепляет маленькими ладошками и по детской, и потому такой сложной траектории подбрасывает вверх.
Дышать…
Надо дышать дальше…
– Я вас раньше не видела тут, – строго замечает няня, вынужденная из-за того, что я отвлекаю малышку, встать с бортика песочницы и подойти к подопечной, – ни вас, ни мальчика.
– Мы еще даже не въехали, – объясняю невозмутимо, успевая на этот раз перехватить мяч до того, как он пропадет в колючих шиповничьих дебрях, – смотрели квартиру, оформляли документы. Вещи еще даже не привезли.
– А мама ваша где же?
– А мамы нет у нас, – произношу, понижая голос и тревожно бросая взгляд на качели.
Они не близко, Антон не услышит, но все-таки…
– Простите… – няня неловко улыбается, а я пользуюсь возможностью и снова отправляю мяч в путешествие до маленький Конфетки.
В этот раз она его не ловит, но с упорством истинной спортсменки бросается вслед.
Такая ерунда, но тепло, разрастающееся в груди от наблюдения за дочерью, прорывается и на лицо. Проступает в улыбке.
– Кхм-кхм!
Боже, кто бы знал, что такая молодая, такая красивая девушка умеет покашливать так яростно. Интересно, какие еще таланты у Холеры имеются?
Стоит за моей спиной, как полагается, смотрит на меня ядовито, руки на груди скрестила.
Ну и взгляд у неё. Будто это она у нас строгая учительница, а я – не выучил уроки, да еще и кнопку на стол подложил.
– Катенька, уже вернулись? – бодро приветствует Катерину няня. – А мы уже пообедали. Гуляем второй раз.
Мне тоже хочется сказать, что она быстро вернулась. Но на самом деле прошло уже часа три, пора бы…
Но лучше бы, конечно, хоть на десять минут попозже.
– Гуляйте, гуляйте, Елена Максимовна. Вряд ли Каро захочет уйти, не построив замок, – произносит Катя, прожигая меня взглядом, – Юлий Владимирович, на пару слов…
Ну что тут сделать? Ничего тут не сделать.
Только выпрямиться и идти навстречу заслуженному разносу. Отходим в сторону – и Катя резко ко мне оборачивается, опаляя мое лицо праведным своим гневом.
– Кажется, я говорила, чтобы ты не приближался к моей дочери!
– Да, ты говорила, – киваю отрешенно.
– Так какого черта ты, – тонкий указательный пальчик чувствительно тыкается мне в грудь, – решил послать мое требование к черту?
Господи, сколько же усилий уходит хотя бы даже на то, чтобы удерживать взгляд на её глазах.
В них тоже смотреть сложно, на самом деле, но все же глаза – лучше, чем губы. Лучше, чем шея. И точно лучше, чем то, что ниже плеч. Смотреть в глаза и держать себя в руках можно, хоть и недолго. Со всем остальным – я бы за себя не поручился.
Если бы мог – залепил бы сейчас себе оплеуху, чтобы хоть как-то отрезвить.
Она замуж собирается. За того гребаного мажора. Это все, что мне следует держать в мыслях о ней.
– Мы не говорили, – медленно проговариваю я, – что исполняя твое требование, мне придется как идиоту носиться по всему двору, чтобы выдержать дистанцию. Каролина заинтересовалась нашей игрой и подошла сама. Я решил, что чем она ближе, тем проще будет её защитить. Разве это не логично?
– Нет! – бешено шипит Катя. – Нет, не логично. Ты пытался с ней играть, я видела. Я этого не разрешала!
– Так может тебе подумать над тем, чтоб разрешить? – спрашиваю ровно.
– С чего бы это?! – прекрасная эта валькирия ощетинивается еще сильнее. – Ты ей никто!
– Ты и сама знаешь, что это неправда, – возражение не удерживается внутри, – и это ведь… Вопрос одного звонка моему другу-адвокату, и одного иска по твоему адресу.
У моих слов оказывается довольно контрастный резкий эффект. Лицо Кати сатанеет – черт бы её побрал, даже бесится она красиво – и она резко шагает от меня. К мелкой.
– Езжайте домой, Елена Максимовна. Вы на сегодня свободны.
Говорит, а сама уже прихватывает на руки потянувшуюся к ней малышку. Быстрым шагом уносится к подъезду, унося дочь от меня подальше.
Да черт же!
Так и думал, что аргумент про законность моих требований лучше не доставать.
Другое дело, что не было понятно, как вообще налаживать с Катериной контакт, если она в штыки воспринимает абсолютно все, что соприкасается со мной.
Это… Бесит, разумеется!
Но сейчас у меня не то чтобы много времени на то, чтобы побеситься. Надо догнать и попытаться сгладить!
– Тоха? – окликаю сына на качелях. Он, хоть и сидит спиной ко мне – тут же оборачивается, как будто в прошлой жизни был совой.
– Ты покачаешься
