Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Избитую? – повторяю ошалело.
Господи, Капустина, а мне ведь когда-то казалось, что ты самый фартовый человек на свете. Какому черту ты продала свою удачу? Почему так задешево?
– Она сейчас в сознании? К ней можно?
– К ней нужно, – категорично громыхает медсестра, – вещички сестре привезите. Она на пару недель к нам влетела, а у неё даже полотенца своего нет. И ложки тоже.
Ох, ну точно. Государственные больнички. Те самые, безнадежные, в которые со своей туалетной бумагой и утками приезжать надо.
– Диктуйте адрес, – выдыхаю я, благословляя тот день, когда «на всякий случай» распихала по всем углам своей квартиры блокноты и ручки. Чтобы если озарит внезапной идеей для книги – было куда записать.
Озарять правда стало более изощренно, там, где блокнотов и близко нет, но вот в таких бытовых вопросах мои заначки пригождались уже не в первый раз.
Мда, маршрут мой стал еще веселее, чем был до этого. И если моя няня не придет в течение ближайших получаса – меня, наверное, хватит удар.
– Кря-кря-кря-кря…
Карамелька на своем стульчике заливается хохотом, заслышав этот звонок.
Господи боже, доверила настраивать звонок Киру, он поставил «сигнал» по приколу, и вот, здравствуйте. Крякалку оставили уже потому, что она дарит столько положительных эмоций моей девочке.
– Извините, Катя, я задержалась, – Елена Максимовна виновато мне улыбается вместо приветствие, – о, вы уже одетые. Каролина готова гулять?
– Гуять, гуять, – с готовностью откликается Каролинка, – и качаться.
– Ну конечно, как можно гулять и не покачаться?
Их голоса сначала оказываются за дверью, потом потихоньку удаляются в сторону лифта. Я забиваю на то, что уже обулась, и вихрем проношусь по квартире, сгребая в спортивную сумку все, что может пригодиться в больнице.
Не забыть бы чего…
О, шкатулку, конечно! Мастерская по ремонту как раз напротив метро.
Выхожу из квартиры с четким ощущением, что я что-то забыла. Мысленно перебираю вещи в сумке. Да нет, все же, все!
Нет!
Мысль озаряет меня ровно в тот момент, когда передо мной разъезжаются двери лифта. Вовремя, но хоть когда-то!
Все-таки я осознаю, что меня беспокоило все это время.
Елене Максимовне пятьдесят восемь. Она интеллигентнейшая женщина, бывшая скрипачка и учительница французского. Я выбирала её за характер и за внешнее легкое сходство с моей мамой. Каро её обожала и считала второй бабушкой.
Но что может противопоставить вторая бабушка высоченному молодому лосю, который уже двенадцать лет не расстается с клюшкой?
И ведь Герасимов видел мою Каро, в лицо её знает! Захочет навредить – навредит. И меня рядом не будет.
Осознаю и отчаянно стискиваю зубы. Потому что выход я вижу на данный момент один, и он просто не может мне нравится.
Катя, это только для безопасности Карамельки.
Для безопасности.
Для безопасности!
И все же к черной двери квартиры напротив я себя практически толкаю. И нажимаю на кнопку звонка с ощущением, будто это не лунная соната из-за двери доносится, а пыточное заклятие выворачивает меня наизнанку.
Не хочу его ни о чем просить. Не хочу. Но какой у меня выбор? Я еще на прошлой неделе обещала завезти документы в универ. Да и Яков Петрович говорил, что у него для ремонта шкатулки только пара дней и будет, потом он собрался дочь навестить в солнечном Иерусалиме.
Дверь открывается без лишнего шума, без вопросов. Судя по всему, Ройх просто глянул в глазок и провернул ключ в замке, чтобы убедиться, что я приползла к нему на брюхе.
– Доброе утро, – голос его звучит возмутительно пресно.
– Не очень, – моя улыбка выходит кривой и кислой, – я пришла к вам с просьбой, Юлий Владимирович.
Господи, как же это… Унизительно! Его просить!
Хочется оглохнуть, лишь бы не слышать собственный голос.
– Мне нужно уехать. Каролина гуляет с няней. Не могли бы вы их подстраховать, Юлий Владимирович? После вчерашнего я вижу поводы для волнения.
Конечно, зря я это! Сама себя накрутила наверняка! И вообще… И вообще можно было сказать няне, чтобы дома сидела с Каролиной. День можно и без прогулки пережить. А там приехал бы Кир…
Правда, Карамель без прогулки не любит, Карамель без прогулки бесится и разносит дом. Но, наверное, мы бы выжили…
– Антон! – Ройх окликает пасынка негромко, но я все равно вздрагиваю как от пощечины. Тяжелеет отброшенная за плечо сумка с деталями сломанной шкатулки.
И парнишка, который на голос Ройха высовывается в коридор, зыркает на меня с лютой ненавистью, подмахивает моему чувству вины.
– Обувайся, – спокойно произносит Ройх тем временем, – мы погуляем во дворе.
– Не хочу гулять, – тут же ощетинивается Антон и снова прожигает меня колючими своими глазами, – что там делать?
– Я мяч вчера купил, – не моргнув и глазом отбивает Ройх, – и его надо обновить. Ворота видел во дворе?
Мальчик морщится, кривится как-то болезненно, но шагает к брошенным в прихожей светлым кедам.
Вот вроде и не смотрит, а от неприязни, что от него веет, у меня медленно, но верно начинает гореть лицо.
Можно ли назвать это переговорами?
Да, возможно.
И можно даже сказать, что я обошлась малой кровью, мне не пришлось ни упрашивать Ройха, он просто без лишних слов согласился выполнить мою просьбу.
Даже цену не назначил.
А я ведь ожидала чего-то такого!
И жду.
А он молчит.
Всю поездку с восьмого этажа на первый я слышу только пыхтенье Антона, отгородившегося от меня мячом.
Под конец не выдерживаю – бросаю взгляд Ройху в лицо, и тут же об этом жалею.
Оказывается, все это время он не спускал с меня своих чертовых глаз. Стоял. Таращился. И я буквально столкнулась с ним глазами!
Черт!
Ожидаю усмешки, подколки, хоть чего-нибудь. Но… Он все так же молчит. И даже выходит из лифта первым, избавляя меня от необходимости чувствовать его взгляд своей кожей.
Антон боком-боком – к врагу тылом не поворачивается – но все-таки стремительно вылетает следом.
Шагаю за ними – изо всех сил глушу внутренние вопли.
Я еще могу не допустить его до Карамельки. Могу остановить. Прогнать! Самой уехать наконец! На другой конец города, или просто в другой дом!
Могу.
Снова сбежать, снова все разрушить.
Сравнять с землей хрупкий мирок, который с таким трудом удалось отстроить за эти три года.
Так увлекаюсь внутренними заламываниями рук, что не замечаю, как Ройх останавливается на верхней ступеньке крыльца. Налетаю на него, как волна на камень. Отшатываюсь тут же, одаряя обернувшегося мужчину
