Убеждение – это мысль, которая крутится в голове, пока не станет привычкой. И почувствовать то, что находится с обратной стороны нашего бессознательного предположения, что мы должны быть совершенны, – это достаточно серьезный опыт. Не нужно пытаться представить это или правильно это понять – нам следует просто прощать себя за то, что мы несовершенны. Вскоре мы это поймем.

У каждого из нас есть способности. Считается, что у мужчин должны хорошо получаться вещи, которые лично меня приводят в ужас. Я не слишком разбираюсь в автомобилях, изделиях из дерева, рисовании, ремонте и прочих вещах, которые нужно делать руками. Я неплохо справляюсь с вещами из IKEA, что заставляет меня думать, что я не совсем потерян для общества. Но незадолго до своего двадцатилетия я обнаружил, что у меня есть одна настоящая способность. Я обратил на нее внимание во время ночного дежурства на горном этапе школы рейнджеров. Было адски холодно, но я смотрел на формы горных хребтов и на то, как эти формы вырисовываются на фоне ночного неба. Очертания каждой горы были уникальны, и для тех, кто внимательно смотрит, они могли служить дорожными знаками. Я никогда не терялся в горах, потому что их форма была чем-то вроде языка, который я с легкостью понимал. В холоде и лишениях школы рейнджеров я обнаружил, что умею ориентироваться на местности.

Когда я осознал эту способность, я понял, что она была у меня всегда. В лагерях и школах, которые я посещал в раннем возрасте, были мини-пейзажи, детали которых были мне приятны и знакомы. После школы рейнджеров я поселился в Германии и следующие три года провел, бродя по Европе с топографической картой. Перед любой поездкой я целыми днями мог находиться в предвкушении той местности, в которой я окажусь. Куда бы вы ни поехали, везде будет красиво, если вы знаете толк в ландшафтах. Их красота – в бесконечной последовательности уникальных противоположностей. Река протекает вблизи города, затем сужается и теряется в полях. Возвышенность становится все круче, а затем выравнивается, образуя луг, с которого можно рассмотреть долину, расположенную внизу. Поверхность земли – это бесконечная поэма о несовершенных формах, которые идеально соединяются друг с другом, и любить ее – значит любить совершенное несовершенство мира и знать, что несовершенство открывает возможность для появления красоты.

Как только вы начинаете осознавать окружающий вас мир, вы понимаете, что абсолютно все в нем уникально в равной степени. Всего, с чем мы столкнемся в этой жизни, никогда прежде не было и больше не будет. Вы можете увидеть это в том, как каждая линия следует своему курсу, будь то Альпы или край листа. Так же и с линией нашей жизни. Уникальной ее делают только наши падения и подъемы. Благодаря этому она становится особенной, ведь никто другой не может встать там, где мы упали, – только мы сами.

Кажется, что жизнь буквально набрасывается на нас. Мы формируем свою личность и свои приоритеты, но нас раскачивает из стороны в сторону. Многих важных деталей недостает, а времени всегда в обрез. В лучшем случае мы на скоростном поезде пытаемся достичь прогресса. В худшем – наш поезд мчится в никуда. Мы рождаемся среди страданий, бесконечных, как звезды на небе, но тем не менее мы делаем все, что в наших силах, используя все доступные ресурсы. Если бы человеческий опыт мог быть сформулирован одним предложением, оно было бы таким: «Он вытащил себя из ада, в котором был рожден, чтобы создать лучшую жизнь для своих детей». Поэтому да, конечно, я считаю, что люди должны прощать себе свое несовершенство. Я считаю, что это меньшее из того, что мы можем сделать. И одновременно это лучшее, что мы можем сделать.

Кроме того что прощение – это единственный адекватный ответ на человеческое состояние, стоит также учесть свойство реальности постоянно изменяться. Природа постоянно совершенствует процессы, изменения, разнообразие, буйство красок, хищников и их жертв. Мы тоже совершенствуем процесс, и он еще не завершен.

Современная западная наука делает значительный вклад в наше понимание практики осознанности и сострадания. Исследователи сообщают нам, что необычная реакция на необычные события – ключ к нашему росту, как личному, так и коллективному. Наши карты реальности уточняются и переделываются, когда мы выходим за их пределы и сталкиваемся с неожиданным. Это и есть естественная реакция на совершение ошибки. Более того, это свойственная нам черта, и добавлять сюда страдание не имеет смысла.

Мы реагируем на совершение ошибок в зависимости от того, как устроен наш мозг. Он хочет знать больше, и если происходит нечто неожиданное, то это означает возможность узнать что-то новое о действительности. Дети любят получать неожиданные подарки и узнавать что-то новое о своем мире, но взрослым нужно над этим работать. Будучи взрослыми, мы обременяем себя предположением, что мы не должны ошибаться. У меня есть особый вид гнева, который я приберегаю для тех случаев, когда все порчу. Это момент безмолвной ярости, когда я тону в неприятии вместо того, чтобы чему-то научиться. Это не особенно умно. В то время как мой мозг пытается сосредоточиться на том, что происходит, мой ум зацикливается на том, чего не должно было произойти. В результате все запутывается еще больше, и я, как правило, совершаю еще одну ошибку.

Практика встречи боли с состраданием дала мне продвинутый способ управления ситуацией. В момент максимальных возможностей, в том числе и возможности чему-то научиться, я часто нахожусь в состоянии крайней зацикленности. Научившись признавать и принимать происходящее как нечто само собой разумеющееся, как часть моего обычного образа жизни, я могу переходить от реакции к извлечению пользы от случившегося.

Прощение себя за то, что мы несовершенны и ошибаемся, очищает. А вот для того, чтобы простить себе, что я ученик в этой жизни, мне понадобилось поработать над собой. Поначалу я не мог понять того, что поняли мои учителя. Когда мы начинаем изучать что-то новое, происходит особая форма умерщвления. Мы занимаемся математикой и понимаем, скольких ошибок можно было бы избежать, если бы мы знали вот это десять лет назад. Например, я жалею о том, что стал трезвым только к двадцати шести годам, еще и потому, что вся моя учеба в колледже прошла на дне алкоголизма. Когда мне было уже без малого тридцать, я был знаком со многими молодыми людьми, которые стали трезвыми в подростковом возрасте и оставались таковыми на протяжении всех студенческих лет. Их жалобы на то, что они не вписывались в атмосферу студенческих вечеринок, проходили мимо моих ушей, когда я думал о том, какой боли я мог бы избежать и какой осмысленной могла бы быть моя жизнь. Но со временем я научился быть признательным той боли и тому факту, что она научила меня ценить обретенную мной трезвость. В конце концов я начал ценить процесс обучения.