Первая глава Йога-сутр закладывает основу духовной практики. Методы, которым она нас учит, состоят в том, чтобы научиться видеть и научиться быть. Практика осознанности учит нас, как нам видеть; брахмавихары – практики любящей доброты, сострадания, радости и невозмутимости – учат нас бытию. Эти два направления практики образуют идеальный круг. Когда мы учимся видеть, мы переходим к бытию, а учась быть, переходим к видению.

Связующим звеном между видением и бытием является сердце. Истинное видение затрагивает сердце, а подлинное бытие выражает это. В ограниченном же состоянии мы видим только то, что подтверждает наши взгляды. Признание и принятие того, что мы находимся в ограниченном состоянии, меняет наше положение в мире. Тело расслабляется, и сердце начинает раскрываться, когда мы учимся видеть и быть. Став любознательными, мы немного шире открываем наши глаза, немного больше принимаем и понимаем. Жизнь как проблема постепенно становится просто жизнью, а сердце еще немного смягчается.

Пребывая здесь и сейчас со своим чувственным опытом, мы обнаруживаем, что живем как персонажи кино, которые ждут великого момента, наделяющего жизнь смыслом. Но этот фильм идет десятилетиями, и зрители начинают нервничать. Чего-то из того, чего мы ожидаем, не существует вовсе. Что-то из этого никогда не наступит. А кое-что мы можем дать себе сами.

Признавая и принимая такое положение дел, как оно есть, мы становимся любознательными. Мы рождены видеть и понимать, и так мы и делаем. Мы видим, чего не может быть, видим, что никогда не наступит. Но прежде всего мы видим то, что нам стоит пожелать дать самим себе – прощение.

Просто дух захватывает, когда понимаешь, что человеческий гнев – это фактически наш гнев на самих себя, который мы проецируем на мир и друг на друга. То, как мы относимся к нашей планете, отражает наше отношение к собственным телам, а то, как мы относимся друг к другу, отражает наше отношение к себе. Лишенные возможности управлять созданной нами индивидуальностью, постоянно встревоженные тем, что мы сделали или чего не сделали, мы начинаем нападать на все, что напоминает нам собственную отверженную тень. Если бы не было этого отождествления, не было бы и ненависти.

А теперь представьте себе, что ваши отношения с собой можно наладить. Когда этот процесс закончится, вы не станете совершенством, но обретете признание, принятие и понимание. Представьте, что вам некого ненавидеть.

Я начал прощать самого себя, не имея ни малейшего понятия, какой эффект это произведет на мою жизнь. В течение пяти дней я посещал очень хорошо организованный и эффективный медитативный ретрит, и в тот момент я находился на территории его проведения. Была уже вторая половина дня, и нас учили анализировать свою жизнь, поделив ее на десятилетние отрезки. Рассматривая каждый из них, мы позволяли неразрешенным проблемам или недостойному поведению возвращаться к нам, а затем предлагали самим себе прощение за собственное несовершенство, за то, что совершали ошибки, и таким образом учились жизни, проживая ее.

Проходя через десятилетия своей жизни, я действительно чувствовал, будто снова становлюсь таким, каким был в те моменты. Я мог видеть и ощущать степень замешательства и боли, сопровождавших мое неумелое поведение. Я видел, насколько я был невежественен в том, что я мог узнать, только прожив дольше, дольше будучи собой. Я видел, что бы я мог выбрать, если бы тогда знал то, что знаю сейчас.

Я видел, как смешивал человека и его поведение. Человек, которого я встретил в своем медитативном путешествии во времени, всегда делал все, что было в его силах, и я мог это простить.

Смысл осознанности – обрести способность видеть, что есть истина, и это, безусловно, произошло со мной, когда я оглянулся на моменты своей жизни, в которых я действовал неумело, и внимательно рассмотрел их. Я считал, что несу ответственность за неправильный подбор критериев, и это могло длиться неопределенный срок. У меня были непрощенные обиды на самого себя, и они вполне могли такими и остаться. Я должен был лучше знать, быть более или менее лучше, я должен был быть кем-то другим в каком-то другом месте и т. д. Я никогда не должен был быть собой! Несправедливость и абсурдность моих обвинений против самого себя вернула меня на землю. Они не заслуживали доверия и никоим образом не основывались на моем истинном жизненном опыте.

В спокойном, неподвижном окружении медитативного ретрита я сбросил свою ношу. Я снял себя с крючка, потому что в этом был смысл. Это ощущалось как что-то хорошее и зрелое, подобно признанию, принятию и пониманию жизни, которая привела меня сюда. В следующие дни ретрита мы начали работу над прощением других, и в этом обнаружилась та же динамика. Но это было немного иначе. После того как я снял самого себя с крючка, мне уже не нужно было так много усилий, чтобы снять с него и других. Когда мы сами висим на крючке, мы смотрим, начинаем показывать пальцем и говорить: «А почему он не на крючке? Смотрите на него». А когда мы освобождаемся, мы перестаем заботиться о каких-либо крючках, мы даже перестаем верить в их существование и уж тем более не заинтересованы в том, чтобы кого-то на них цеплять. Когда я снимаю себя с крючка, все остальные снимаются вместе со мной.

Полученные мной наставления о том, как простить себя, были превосходными отчасти именно потому, что использовали механизм, заставляющий нас увязнуть, чтобы освободиться. Подтверждения тому, что прощать себя не нужно, мы ищем используя недоразвитую логику, по которой вещи либо правильны, либо нет. Лгать плохо, я солгал, я никогда не должен был лгать, поэтому я неправ. У приговоров суда собственного достоинства нет сроков давности: если вы однажды были неправы, вы всегда будете неправы.

Практика, которой меня учили, непосредственно взаимодействует с этой частью системы наших убеждений. Она спрашивает:

ЙОГА: У тебя есть право быть несовершенным? КРИТИК: Ну… да, конечно.

ЙОГА: Есть ли у тебя право ошибаться?

КРИТИК: Ну… да, все это знают.

ЙОГА: Имеешь ли ты право не знать чего-то, но учиться?

КРИТИК: Да, это так…

ЙОГА: Если это так, то не ошибка ли – судить себя за это?

КРИТИК: Да…

ЙОГА: Позволишь ли ты себе быть несовершенным, ошибаться, но учиться?

КРИТИК: Да, позволю. (Вздох.) Но, йога, что мне делать сейчас?

ЙОГА: Ты должен прощать себя так же регулярно, как ты себя осуждаешь.

Экхарт Толле учит, что как только мы теряем связь с нашей истинной природой, наш ум создает нашу альтернативную версию, которая живет с вечным чувством неполноценности и неустойчивости. Эта неполноценная и неустойчивая личность имеет поразительное сходство с темницей, построенной разумом, которую описывал Эйнштейн, и я должен добавить, что вскоре после того, как она формируется, мы становимся одержимы совершенством. Мы начинаем думать, что если бы мы только могли стать совершенными, нас покинуло бы это всепроникающее ощущение недостаточности нас самих и нашего окружения. Все, чего я хочу, – это идеальное тело, счет в банке, любовь, успех, дом, друзья, дети, здоровье, автомобиль, сад, практика асан и все, о чем я еще забыл упомянуть. Так ли уж я неправ? Но ложкой дегтя в бочке меда становится то, что мы продолжаем быть несовершенными. Это действительно слишком. Я не могу пережить то, как я порчу свой идеальный мир.