обокрала меня. Это покрывало стоило больше, чем те деньги, которые Серебро заплатила твоей матери. Ты это понимаешь? – Дани немигающим взором уставилась на Яшму, по лицу которой текли горючие слезы. Та кивнула.

– Твоя ценность определяется тем, как мужчины воспринимают тебя. Считаешь, они будут готовы хоть что-то заплатить, чтобы провести время в твоей компании, если разузнают, что ты путаешься с каким-то бродягой? – хмыкнула Дани. – Ты ему хоть раз позволила дотронуться до себя?

– Нет! – возмущенно вскрикнула Яшма.

– Никогда – слышишь? Никогда не общайся с этим мальчиком. Еще что-то украдешь или заговоришь с ним – тебе будет отказано от дома. И тогда ты узнаешь, насколько холодно спать на улице.

В надежде увидеть Яшму Чонхо приходил к их дому каждый день после того утра, когда Луна родила. С собой он приводил пса, чтобы было чем повеселить Яшму, а иногда прихватывал и красивые камушки, обнаруженные во время прогулок вдоль канала. Но Яшма больше не выходила за ворота дома.

Однажды Чонхо набрался смелости и все-таки постучался в дверь. Он услышал поступь легких ног, пересекающих двор, и сгорал от нетерпения в предвкушении от встречи с Яшмой. Тем большим было его ошеломление, когда дверь отворила блистательная особа, устремившая на него строгий взгляд.

– Ты тот попрошайка, который ухлестывал за нашей Яшмой? – спросила дама. Не дожидаясь ответа, она исчезла на мгновение и вернулась с конвертом, который впихнула ему в руки. – Это тебе за то, что помог Луне. Здесь больше денег, чем взрослый человек зарабатывает за неделю. Тебе хватит на еду где-то на месяц. Бери деньги и проваливай. Не смей больше беспокоить нас и Яшму.

– Мне это ни к чему, – умудрился выдавить из себя Чонхо, возвращая Дани конверт. – Я просто хотел быть ей другом.

– А ты, однако, дерзкий малый! – фыркнула Дани. – Тебе нельзя даже приближаться к таким людям, как Яшма. Ей суждено стать куртизанкой, возможно, одной из лучших среди моих учениц. А ты никто… Лишь безымянный сирота без роду и племени.

Чонхо хотел было назвать ей свое имя, но передумал и отправился восвояси. Он слышал, как Дани возвращается во дворик и запирает дверь на засов. Ему не верилось, что Яшма даже не вышла попрощаться с ним, что так было суждено закончиться их дружбе. Ему подумалось, что если бы она знала, как сильно он хочет поговорить с ней, то придумала бы, как увидеться с ним. А потому он каждый день наведывался к дому и перебрасывал камушек через стену. Как-то он даже кинул к ним во двор гладкий кусочек морского стекла зеленоватого цвета, который чем-то напомнил ему о ее имени. Более четкого сигнала он придумать не мог. Но Яшма никогда не выходила к нему, и – по прошествии долгого времени – он перестал искать с ней встречи.

Том II

1925–1937 годы

Глава 11

Слово за Чонхо

1925 год

Меня зовут Нам Чонхо. Нельзя, не назвавшись, делиться своей историей. Первое, что у меня спросили по прибытии в Сеул, было как раз мое имя.

– Как тебя звать, деревенщина?

Это был, между прочим, Вьюн. Он все еще до ужаса назойливый, но это не отменяет того, что он мой самый давний друг.

Товарищам по банде я рассказывал, что меня назвали в честь тигра из легенды, которую передают из уст в уста в моей родной деревне в горах. Старшая сестра рассказывала нам с сестренкой эту историю на сон грядущий.

Жил да был один бедный дровосек вместе с матушкой. Как-то вечером после долгого дня рубки деревьев в горах перед дровосеком по дороге домой вдруг появился огромный тигр. Зверь приготовился наброситься на дровосека, но тот вдруг зарыдал и заявил:

– Братец! Это же ты! Я столько лет ждал встречи с тобой!

Сконфуженный тигр остановился и поинтересовался:

– Ты чего несешь, человек?

– Как? Ты что, все позабыл, братец? – Дровосек заплакал пуще прежнего. – Двадцать лет назад ты вдруг поднялся посреди ночи и покинул наш дом. Я проснулся и последовал за тобой. Ты ушел в горы и неожиданно, будто на тебя наложили проклятие, превратился в тигра. Похоже, те же злые чары лишили тебя памяти. Мы жили в надежде когда-нибудь свидеться с тобой. Пошли со мной домой. Матушка глаза проплакала в ожидании тебя.

Если вдруг вы поверили дровосеку, то знайте: он врал, пытаясь выпутаться из опасной ситуации. А вот тигр, подумав, пришел к выводу, что он совсем не помнил себя тигренком и провозгласил что-то вроде:

– Боги, а я, наверно, в самом деле был когда-то человеком! – Тут уж тигр и принялся рыдать. Большущими лапами он заключил дровосека в объятия.

– Как же я рад встрече с тобой, братишка, – сказал тигр сквозь слезы. – Но вернуться домой в таком в виде негоже. Только матушку напугаю. Но я буду постоянно присматривать за вами.

Дровосек, обняв тигра напоследок, отправился домой. На следующее утро он обнаружил у себя во дворе тушку зайца.

– А тигр решил, что мы с ним родня!

Потом во дворе оказался убитый олень. Тигр так и продолжал доставлять им трофеи. Дровосеку и его матери никогда не приходилось голодать.

Прошло несколько лет. И вот мать умерла от старости. Тигр прекратил приносить еду во двор. Однажды дровосек, спускаясь вниз по горе, вдруг обнаружил трех тигрят. У каждого на хвосте была веревочка из пеньки.

– К чему вам, тигрята, веревочки? – поинтересовался дровосек.

Один из малышей ответил:

– Наша бабушка была человеком. Она жила в деревне у подножия горы. Бабушка не так давно скончалась, и отец многие месяцы грустил, не мог ни есть, ни спать. Так и умер он от печали в нашей пещере. И мы теперь носим траур по нему.

На этих словах из глаз дровосека полились самые что ни на есть настоящие слезы. Он чувствовал себя виноватым за то, что обманул верного зверя. А потому он соорудил памятник тигру прямо посреди нашей деревни. Простой валун, немного высеченных надписей, которые я прочитать никак не мог. Такой камень в самом деле стоял у нашего колодца под деревом гинкго. Потому меня и зовут Чонхо: «чон» значит «доблестный», а «хо» – «тигр», пояснял я братве. И даже те из них, кто слышал подобные сказки у себя в деревне, охотно верили мне.

Я не соврал по поводу памятника тигру, он существует. А вот с именем другая история: когда я родился, мой отец был вне