ободряя его. Говоря «ты связался с этими сорвиголовами, но, может, всё не так плохо, и у тебя ещё получится выжить в этой передряге».

— Не хочешь узнать, что случилось с той женщиной и ребёнком, которых ты спас в церкви?

Дроган покачал головой. Тарислав помолчал, внимательно глядя в лицо воителя, затем медленно кивнул.

— Что ж, дело твоё. Доброй удачи в дороге. Всем вам. Она вам понадобится.

Предводитель ополчения отступил назад, и отряд выехал за ворота. Никто из наёмников не обернулся и не сказал ни слова. Впереди лежала разбитая грунтовая дорога. Дроган надеялся, что теперь она без приключений доведёт «Сумеречных котов» до Гальрада.

День прошёл почти в полном молчании. Даже на привале говорить никто не хотел — словно тени покинувших отряд товарищей незримо ходили меж палаток, навевая тоску. К вечеру вновь полил дождь. Отряд ехал по раскисшей дороге. Копыта лошадей скользили по грязи, пока они поднимались вверх по холму, за которым лежала небольшая, окружённая острыми пиками скал, долина. Дорога здесь раздваивалась.

Стейн замер в седле, поглубже натянув капюшон и осматриваясь.

— Что там, дальше? — спросила Велимира, подъехав сбоку.

— Слева — побережье. На нём небольшая деревенька. Раннвейг, кажется. Справа — какие-то хутора.

— И о чём ты задумался?

— Не хватит ли с нас уже деревень? Пожалуй, лучше было бы свернуть направо и сделать крюк.

Коли фыркнул.

— Ну, вот ещё. Делать крюк? На кой ляд удлинять себе дорогу?

— Да и пугать зря хуторян большим отрядом, пожалуй, не стоит, — подал голос Фроуди.

Стейн ничего не ответил, но всё же развернул коня к побережью и дал лёгкий шенкель. Усталое промокшее животное тихонько двинулось вперёд, стараясь не поскользнуться на крутом склоне. Остальные последовали за ним.

Раннвейг вынырнул из-за завесы дождя совсем неожиданно. Небольшие домишки, сложенные из грубых камней, почему-то напомнили Дрогану бродячих собак — угловатых, худых, неказистых. Слева, на возвышавшейся из моря скале, виднелся большой особняк из дерева и камня, с сигнальной башней на самой высокой точке. Но, хотя в поселение въехал отряд вооружённых людей, способный за несколько минут оставить от него лишь пепелище, никто не окликнул их, и башня оставалась тёмной.

— Вымерли они тут, что ли, — сплюнул Коли, свесившись с седла.

Словно в ответ на его слова откуда-то спереди донёсся скрип.

— Не извольте беспокоиться, живы-живёхоньки, — раздался надтреснутый старческий голос.

В темноте вспыхнул факел, и вперёд выступил старик. Лёгкие порывы ветра колыхали видавший виды плотный плащ на его плечах. Тот, видно, был как следует пропитан жиром — обрушивавшиеся с неба потоки дождя стекали по ткани, не проникая внутрь.

— С чем изволили пожаловать?

Дроган огляделся. Намётанный взгляд заметил нескольких лучников, укрывшихся под крышей ближайшего дома.

— Не бойся, старик. Нам бы только место для ночёвки, да простой похлёбки. С утра двинемся дальше.

Не сводя пристального взгляда со Стейна, старик кивнул.

— Ночёвку — это можно. Только места у нас немного — сами видите. Есть один пустой дом. Там холодно, и тесно, но вы должны уместиться. А вот с едой помочь не можем. Есть очаг — сами приготовите.

Дроган кивнул:

— Сойдёт.

Дом, и правда, оказался невелик. Лошади и поклажа остались под хлопающим на ветру парусиновым навесом, наёмники же набились внутрь. Камни, из которых были сложены стены, поросли мхом изнутри и снаружи — никто давно не ухаживал за домом. Доски потолка потемнели и рассохлись. Окон не было, и хижина была погружена в темноту.

И всё же живой огонёк, заплясавший в очаге, разом сделал это место уютнее.

— Ну и дыра, — процедил Коли, оглядывая утоптанный земляной пол.

— Лучше, чем спать на улице, — сказала Велимира.

Она уже выбрала себе место у стены и раскатывала походную постель. Дроган подкинул в очаг пару сучьев, и пламя, оживившись, принялось старательно облизывать новую подачку. Обернувшись, воитель заметил, что Бенгта уже подготовила постель для них обоих.

Постепенно возня затихала. Есть никому не хотелось. Наёмники устроились, как могли — кто-то лежал, кто-то сидел на своей постели. Стейн устроился напротив очага, скрестив ноги. Огонь отражался в его глазах.

Вдруг предводитель отряда запел. Его голос был неожиданно мягким и глубоким.

Ой, да выйду в чисто поле,

Да спрошу я у небес,

Где судьба моя хранится,

Где найду я свой конец.

Один за другим «Сумеречные коты» подхватывали эту старую наёмничью песню, пока голоса их не слились в общий хор.

Небеса мне не ответят,

Только ворон в вышине

Хрипло крикнет над равниной –

Будто плачет обо мне.

Путь лежал мой в край далёкий,

Где я только ни бывал.

Только ворон одинокий

Верным спутником мне стал.

Я вернулся поздним летом,

Я в избу свою вошёл.

Скинул плащ я и промолвил

«Накрывай, хозяйка, стол»!

Тишина меня встречала.

Где же милая моя?

Приняла её до срока

Спать могильная земля.

Голоса замолкали. Только ветер продолжал неистово завывать в щелях, да дождь барабанил по крыше. Тонкие струйки воды проникали сквозь щели, скапливаясь в небольшие лужицы на полу. Вскоре огонь в очаге прогорел, и темнота, вернув свои владения, окутала спящих наёмников. Лишь Дроган сидел во мраке, не смыкая глаз. Возможно, эта тихая деревенька была безопасна, но закон наёмников был непреклонен — если не хочешь встретить утро с кинжалом под рёбрами, выставляй дозор.

И всё же ночь прошла спокойно. Наутро Стейн оставил местным несколько мелких монет из отрядного общака, и наёмники выдвинулись дальше на север, к Гальраду.

Когда они отправились в путь, солнце ещё не успело показаться. Дождь так и не прошёл — наоборот, вспышки молний освещали склоны далёких гор. Местные