Врач действительно подошел к делу со всей серьезностью.

Мокси же хотел знать, когда может случиться очередной приступ.

– Ничего не могу сказать, – покачал врач головой. – А потому крайне важно проявлять по отношению к Кэрол максимум внимания и заботы. Не спускайте с нее глаз. Представьте, что она в одиночку пересекает улицу, падает, и тут появляется экипаж. Было бы ужасно, если бы в этот момент она была одна.

В одной руке Мокси нес пакет. Он двигался шагом твердым и размеренным, но сердце его разрывалось. Сайлас был прав. Врачи были правы. Права была и Кэрол.

Но он был не в состоянии сделать это.

Дом Кэрол был всего в тридцати метрах, когда он повернул. Воздух казался по-настоящему ледяным. На Большую дорогу пришла зима. Красные башмаки оставляли следы на тронутой снегом земле. Мокси почувствовал: перед ним открывается новая жизнь. Жизнь, в которой ему не нужно будет ежесекундно ждать, что его возлюбленная, только что жизнерадостно смеявшаяся, вдруг упадет и будет лежать как мертвая. Жизнь, где он не станет ежечасно, ежедневно присматривать за Кэрол. Он так и не вошел в ее дом, а потому, много лет спустя, уже не мог вспомнить точно, где он находится и когда он его в последний раз видел.

И дом, и его хозяйку.

Его башмаки вгрызались в заснеженный гравий Большой дороги, а сверток под мышкой так и норовил выскользнуть и упасть на дорогу. Надо бы выбросить его, подумал он. Или разбить о камень. А не то засунуть за ствол дерева и прикрыть сухими листьями, и если она когда-нибудь каким-то образом найдет его, то улыбнется, и эта улыбка хоть чуть-чуть согреет тот холод, который он оставляет позади себя.

Но он не сделал ни то, ни другое, ни третье, унося банку с булавоуской домой.

Сколько раз она уже умирала к тому времени? Сколько раз он верил тому, что это действительно была смерть?

Пять? Шесть? И каждый раз Мокси боялся дышать, чтобы, испуганная шумом его дыхания, она не ускользнула слишком далеко… она спала слишком долго… и ее неподвижное тело лежало в соседней комнате… он стоял у окна, вглядываясь в бесконечные просторы свободной жизни, жизни без тягот и забот.

Он вошел в дом, поставил банку на стол и снял с нее бумагу. Как только он сделал это, лучи вечернего солнца пронзили маслянистые крылышки бабочки, окрасив противоположную стенку банки их цветом.

Мокси вновь прикрыл бабочку бумагой и принялся укладываться.

Решение оставить Кэрол разрушило действительность, в которой он привык существовать, равно как и сами основания его личности. И это было неизбежно.

Когда человек поворачивается спиной к одной сущности, лицом к лицу он сталкивается с другой.

Его ждала Большая дорога.

Туда и отправился Мокси, неся за плечами небольшой зеленый мешок, где скрывалось все его скудное имущество…

– Я и сам мог подумать, что она умерла, – говорил второй врач. – Запросто могли бы ошибиться и полицейский, и распорядитель похорон, и гробовщик. Ошибиться мог весь город. Весь город… не услышал бы тревожного колокольчика, потому что она не смогла бы в него позвонить… весь город горевал бы по умершей, в то время как она была бы жива… над ее могилой висел бы совершенно бесполезный колокольчик… его шнурок был бы в ее руке, но сил позвонить у нее бы уже не было…

Опал крепко спал, когда раздался стук в дверь.

Шериф городка Хэрроуз вел достаточно размеренную жизнь. Каждый день, когда садилось солнце, он покидал свой офис с тем, чтобы вернуться на следующий день сразу после восхода. Иногда приходилось и задерживаться, что он и делал без особой неохоты. Время от времени дело требовало его присутствия на месте, что он и исполнял. Но чаще всего он в обычное время покидал офис шерифа, по пути приветствуя дам прикосновением к полям шляпы и профессиональным взором приглядываясь к мужчинам и подросткам. Вне зависимости от часа, в который он покидал офис, он заходил на кухню Элеонор Роберст в отеле «Кори» и забирал там пакет жареных стейков, которые и съедал по пути домой. Если, живя в Хэрроузе, вы не совершали ничего противозаконного, вы могли и не знать, что закон существует. Шериф Опал был из тех законников, кто не любил совать свой нос во все дела, своим присутствием лишний раз надоедая людям, его избравшим.

Но уж если вы закон нарушили…

Не в первый раз шериф просыпался среди ночи на стук в двери. Чаще всего это был его помощник Коул, который приходил либо спросить совета, либо сообщить о ночной потасовке, которая закончилась неудачно для одного из ее участников. Обычно Опал был приветлив со своим помощником – в случае если дело того стоило, давал подробные инструкции; если же причина ночного визита была пустяковая, просто отправлял прочь, откладывая разбирательство до утра.

– Иду! – крикнул шериф, спуская ноги с постели.

Стук повторился. Стучал явно не Коул – стук слишком осторожный и деликатный. Гадать Опалу не хотелось, но, вероятно, это явился с жалобой какой-нибудь вновь прибывший в город человек, ищущий защиты от неприветливых соседей.

Взяв с ночного стола пистолет, шериф направился к дверям. Шел он не торопясь, помня о страшных историях про шерифов, которых убивали на пороге их собственных домов.

– Кто там? – поинтересовался Опал, одной рукой взявшись за ручку двери, а другой держа пистолет на уровне груди.

– Это Роберт Мандерс, шериф.

Опал нахмурился. Распорядитель похорон в столь поздний час – это странно.

Опустив пистолет, Опал открыл дверь.

– В чем дело, Мандерс? – спросил он. – На кладбище напали грабители?

Мандерс, как всегда, держался вежливо и корректно, но шериф видел, что распорядитель похорон чем-то озабочен.

– Заходите, – пригласил его Опал. – Поговорим на кухне.

Мандерс проследовал за шерифом к маленькому белому столику, на котором стояла свеча. Шериф зажег ее и жестом пригласил Мандерса садиться.

Распорядитель похорон сел.

– Я пришел сюда по довольно-таки странному поводу, – начал он.

– Уверен в этом. Если бы повод был иной, я решил бы, что вы сами со странностями.

– Это так. По пустякам я не стал бы вас будить.

– Так в чем дело, Мандерс?

– Я по поводу Кэрол Эверс, шериф.

– Так, и что с ней?

– Она умерла.

– Я знаю. Я был на церемонии прощания.

– Мистер Эверс заходил ко мне.

– Понимаю. Для организации похорон, верно?

– Это не все. Мистер Эверс нанял кого-то постороннего, чтобы подготовить тело.

– Не из нашего города? Член семьи?

– Именно это он и сказал. Семьи. Вы их знаете?

– Нет.