в ответ, двумя пальчиками взяла ягодку и поднесла к губам, вылез из-за стола и походкой уверенного в себе мужчины решительно направился к «девушкам». Зардевшаяся Галка успела лишь шепнуть:

— Нинуль, ты меня сильно презираешь?

— Ни капельки, я тебе даже зави…

Глава седьмая

1

Зеркало в примерочной, будто нарочно, подчеркивало все недостатки, увеличивало, но даже в нем было видно, что темно-коричневая шубка из блестящей норки идет необыкновенно. Очень красивая! Пожалуй, ничуть не хуже, чем у соседки из второго подъезда, жены директора комиссионного магазина на Комсомольском.

— Как, Нин, нравится?

— Конечно, нравится. Только очень уж дорого! Четыре тысячи двести рублей! Это больше, чем когда-то стоила твоя «волга». Давай еще подумаем?

— А чего думать-то? — Леня рассердился и, даже не дождавшись, пока она отдаст роскошную шубу продавщице и переоденется в свое еще вполне, между прочим, приличное зимнее пальтишко с енотовым воротником, направился к выходу.

По лестнице спускался впереди, небрежно держа в руке новые кожаные перчатки из «Власты». Такой «антересный» в длинной дубленке, синем мохеровом шарфе и, по моде, без головного убора, что невольно закрались сомнения: может быть, действительно надо купить эту шубу? Чтобы соответствовать шикарному Леньке.

— Ну куда ты помчался? Дай я возьму тебя под руку! Иначе мы с тобой потеряемся.

Народу в ГУМе — дикое количество! Такое впечатление, что здесь собрался весь Советский Союз. С трудом продрались сквозь толпу на первом этаже и, распаренные от жары и давки, еле выползли на улицу Куйбышева, где Леня поставил машину.

— Так чего, будем покупать?

— Нет, наверное, нет. Безумно дорого! Скажи, зачем мне в сорок пять лет такая шуба? Куда я в ней пойду? По магазинам? В очередях толкаться?

— Можно подумать, ты, кроме магазинов, никуда не ходишь! В гости, в театр, в ресторан, да куда угодно! Еще лет десять пройдет, тогда уж, может, будет и ни к чему, а нынче в самый раз. Ты у меня еще ого-го! Особенно в мехах! — Милый Ленечка расхохотался и, обняв за плечо, игриво прижал к себе.

— Я, право, не знаю, дорогой. Честно говоря, лучше бы купить шубки девочкам. Не норку, конечно…

— Опять девочкам! Они у нас и так наряжены, как куклы, чего только нет! — Леня явно разозлился: подойдя к машине, сначала никак не мог попасть ключом в замок, потом резко распахнул дверцу. — Хотел тебе подарок сделать, чтоб ты у меня как человек была одета!

— А так, что же, я одета не как человек? — Теперь уже и самой стало обидно: чем это она плохо одета? Хамство какое-то!

Леня молчал, зло переключал свои «передачи». Обиженная, она тоже молчала, хотя, скорее всего, была неправа: раз Ленечке так хочется сделать ей подарок, то отказываться — просто свинство. Вернулся третьего дня домой, румяный с морозца, сияющий, прямо с порога торжественно объявил:

— Ну все, Нин! На книжке у меня порядочная сумма собралась, на днях получу деньги за учебник, и купим тебе норковую шубу! Будет тебе от меня подарок к нашей серебряной свадьбе. Поедем в субботу в ГУМ, я там сегодня уже кое-что присмотрел…

У гостиницы «Россия» отчаянно взвизгнули тормоза, тряхнуло вперед, назад, от страха перехватило дыхание, но не за себя, за Леню с его стенокардией: если такой опытный водитель, как он, чуть не вылетел на «красный», значит, расстроен ужасно.

— Ленечка, купи мне, пожалуйста, эту норку! По правде сказать, я о такой мечтала всю жизнь. Не сердись на меня, Лень! Я не подумала. В последнее время я вообще что-то туго соображаю.

— А чего это ты вдруг стала туго соображать? Раньше за тобой такого не наблюдалось.

— Я очень волнуюсь за Инусю. Что-то с девочкой происходит не то. Она стала на себя не похожа. Нервная, раздражительная.

— Небось, влюбилась? Двадцать лет уже, пора.

— Не знаю. Я ничего теперь о ней не знаю, понимаешь?

2

Завтра Новый год, а настроение — хуже некуда. Все валится из рук. Начинку для пирожков пересолила, сожгла печенье. А как не сжечь, когда в соседней комнате плачет любимая девочка и все мысли только о ней? Главное — не знаешь, как к ней подступиться, чтобы утешить, хоть как-то помочь. Недавно рядом был милый, родной человечек, верная мамина помощница и подружка, осенью что-то произошло в Инусиной жизни, и все! С тех пор она словно чужая, молчит и молчит. Кто мог предположить, что у Инуси такой скрытный характер?

У свистушки Женьки, наоборот, от мамули никаких секретов, только и знает, что хвастаться своими победами.

— Мамуль, что я тебе сейчас расскажу, умрешь! Представляешь, Вовик Чумаков из нашей группы мне сегодня опять признался в любви! Такой дурак! Сколько можно? Я же ему сто раз говорила, что люблю другого. Ну, ты знаешь, Сашу Быстрова, черненький такой, симпатичный, помнишь? Мамуль, ну как же так, ты Сашку не помнишь!

Да разве запомнишь всех ее Вовиков, Юриков, Толиков, бесконечных Саш и Андрюш? Их целый хоровод. Обрывают телефон с утра до ночи, надоели до чертиков! Или дома толкутся, не успеваешь поить их чаем. По прежним понятиям, не такая уж Женька и раскрасавица, зато по современным стандартам — «клёвая девица»: тощая, длинная, ноги, как теперь говорят, «из ушей растут», большеглазая, курносенькая. И жутко самоуверенная! Куда там! Так нахально разговаривает со своими кавалерами по телефону, что на их месте, кажется, не позвонила бы больше никогда, а эти дурачки звонят снова и снова. Смущаются еще совсем по-детски, не поздоровавшись, басят в телефон: «Женю можно? Женя дома? Позовите Женю!» — и, если вертихвостки дома нет, испуганно кладут трубку… Испугаешься, когда такая конкуренция! За Женькой, во всяком случае по ее вдохновенным рассказам, ухлестывает весь институт, а учатся там по преимуществу одни мальчишки. Это не Инусин филологический факультет педагогического института — один-единственный парень в группе, и тот хроменький «белобилетник».

Крем для торта взбился вполне хорошо, теперь можно наконец-то присесть на табуретку и, поглядывая за тем, как в духовке поднимается тесто, немножко утешиться — послушать концерт Георга Отса. Замечательный голос!

…Цветы роняют лепестки на песок, никто не знает, как мой путь одинок… Вот, и Инусе, должно быть, сейчас тоже очень одиноко…

* * *

Цветы роняют лепестки на песок, никто не знает, как мой путь одинок… Хоть бы мама догадалась и выключила наконец своего занудного Отса! И без его завываний такая тоска, что хочется умереть! Завтра Новый год. Женька смоется в компанию, а старшая сестра, недотепа,