Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Перестань-перестань… Умная девочка, а плачешь, как глупенькая! — Колючкин, конечно же, посчитал, что слезинки на ресницах, которые он высушивает горячими губами, — результат уязвленного самолюбия. — Разве можно в наше время воспринимать все так всерьез? Да у этих гавриков, в твоем театральном, все места запроданы на корню. Такая же лавочка, как везде. Хочешь, проверим? Бабки заплатим, и примут, нет проблем. Хоть в театр, хоть в кино, хоть в балет!
— Вы еще скажите, в оперу.
— В оперу не обещаю… боюсь, денег не хватит… хи-хи… Короче, я так и не понял, чем я тебе не нравлюсь? — Лукаво сощуренные глаза сделали его таким обаятельным, что слезы сразу же высохли, а все оставшиеся возражения — о стремлении к независимости, о великих планах и Инусиных хозяйственных генах, которые разгуляются в благоприятной среде и превратят эти планы в тлен, — показались занудным мелкотемьем.
— Пожалуйста, обсудим это завтра утром. Когда я с вами вдвоем в темноте, я вообще плохо соображаю, а сегодня и подавно. Просто голова идет кругом от всех этих, по меньшей мере, удивительных совпадений! В мистику я, естественно, не верю, но ничем другим, кроме вмешательства потусторонних сил, не могу объяснить себе тот факт, что вы купили именно эту, а не какую-нибудь другую квартиру.
На сообщение о вмешательстве потусторонних сил он отреагировал неуловимой улыбкой, серьезной озадаченностью и великолепно исполненным прозрением:
— Риелторша! Точно! Как же я сразу-то не сообразил? Рыжая такая, патлатая, и один глаз косит… Но, в принципе, толковая женщина. Подобрала мне штук пять квартир, я выбрал, где стены потолще, — и по рукам.
— Странный критерий. Зачем вам понадобились такие толстые стены?
— Чтобы держать оборону. В случае если моя супруга появится… хи-хи-хи… А если серьезно, жутко хотелось тишины и одиночества. Был такой момент.
Наверное, это был очень сложный для него момент: он вздохнул, ушел в себя и вдруг, хитренько скосив глаза, захмыкал в кулак, с явным расчетом, что его загадочное «хм-хм» не останется без внимания.
— О чем это вы?
— Да так, ни о чем… Просто вспомнил, как первый раз шел смотреть эту квартиру… Спускаюсь вечерком по переулку, снежок такой классный лепит, и губы у меня сами собой расплываются: какая девочка! Ну, думаю, и дурень ты, Николай. Увидел сероглазую девочку, и все, больше уже не хочется одиночества. Пропал мужик!.. Эй, эй, Татьяна Станиславна, ты чего закачалась? Давай-ка ты тут посиди, отдохни. Минут десять. Соберись с мыслями. А я пойду пока, поставлю чайничек.
Золотистые витражи плотно закрытых дверей на кухню были почти черными.
Незаметный снаружи, слабый, желтоватый свет исходил от стола, над которым, совершая какое-то загадочное действо, склонился хозяин дома. Вздрогнув от легкого прикосновения, он резко обернулся, раскинул руки в попытке скрыть то, что находится у него за спиной, и уронил их со вздохом глубокого разочарования:
— Ну вот, накрылся мой сюрприз! Я же просил: минут через десять.
— Сюрприз? По-моему, сюрпризов на сегодня более чем достаточно.
Рассмеявшись, он подкинул спичечный коробок и жестом фокусника высек из него огонь, чтобы зажечь две последние из девятнадцати свечек на фантастическом по красоте и габаритам торте.
— Нравится? Но учти, придется тебе все съесть самой. Твоя мама так меня накормила, что я сладкое уже видеть не могу… Ты чего побледнела? Не бойся, я пошутил, выкинем на помойку, и нет проблем.
— Я не из-за торта, я вспомнила, что забыла позвонить маме! А она ни за что не уснет, если меня нет дома. Где у вас телефон? Скорее, пожалуйста!
— Пожалуйста! — Но прежде чем протянуть трубку, он многозначительно задержал ее в руке. — Только не у вас, а у нас…
Еще не отзвучал и первый гудок, а в трубке уже послышалось взволнованное: «Танюша, Танечка, это ты?»
— Мам, прости, что не позвонила тебе раньше! Так вышло. Но ты не волнуйся, у меня все замечательно. Более того — сплошные чудеса в решете! Я тебе потом все расскажу.
— Да-да, конечно, дружочек… а когда… когда ты вернешься? — Вопрос прозвучал так обреченно, словно Инуся уже догадалась, что ей ответит ее неразумная дочь.