Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дневнике — знаменательное совпадение! — осталась лишь одна чистая страница. Как раз для того, чтобы подвести черту под прошлым, написать крупно, четко, окончательно: Клянусь! С первого января семьдесят первого года я начинаю новую жизнь! Без слез, без воспоминаний…
С облегчением вздохнув: на свете счастья нет, но есть покой и воля! — она подложила подушку под спину, открыла учебник по «зарубежке», но сосредоточиться опять не получилось — захватили радостные мысли о новой жизни. Через два года она закончит институт, пойдет работать в библиотеку, или в музей, или по обещанной протекции тети Гали Балашовой в редакцию, что еще интереснее, и все будет прекрасно… Нет, ничего прекрасного уже не будет! Никогда… Ну и пусть на глаза наворачиваются слезы! Ведь она поклялась не вспоминать и не плакать с первого января, а сегодня только тридцатое декабря. Да и как забудешь те волшебные — голубовато-желтые, дымчатые — сентябрьские дни? Предопределенные судьбой…
В то «роковое» воскресенье она проснулась на рассвете. За темными шторами бубнил дождь… Вот и хорошо! Лишний повод, чтобы не идти вечером в компанию. Никому она там не нужна! А если и нужна, то только потому, что притащит пирог, испеченный вместе с мамой, и громадную кастрюлю салата оливье. Потом, когда все будут танцевать, курить и целоваться, «хозяйственная Инуся» перемоет на кухне посуду… Никакая она не хозяйственная! Просто лучше мыть посуду, чем сидеть на диване и ждать, когда кто-нибудь из воображал-мальчишек, которых в компании всегда меньше, пригласит тебя танцевать.
Утром ненадолго выглянуло солнце, и настроение изменилось: нельзя же все время сидеть дома! Сколько можно читать, вязать шапочки из мохера и смотреть по телевизору фигурное катание? Нужно выбросить из головы всякую чепуху и веселиться, как другие девчонки. Пора, Инуся, избавляться от комплексов!
Накрученные на пиво волосы пышными волнами легли на плечи, ресницы, накрашенные Женькиной тушью, стали длинными-предлинными. Немножко маминой бледно-розой помады, чуть-чуть компактной загарной пудры, купленной «на всякий случай», и получилась не Инуся, а прекрасная незнакомка! Маме с папой очень понравилось.
— Ну девки, вы у меня даете! Называется, смерть парням! Хороша, Инка, хороша!
— Правда, Инуся, замечательно! Смотри, как тебе идет красный цвет. И эта мини-юбочка. А ты не хотела носить ее. Молодец! Будешь сегодня самой красивой.
Японский зонтик с розами сделал сумрачный вечер ярким, радостным. Перепрыгивая через лужи, она выбежала на Комсомольский, поймала такси и уверенно уселась на переднее сиденье, рядом с шофером, хотя раньше стеснялась и всегда садилась только сзади. Шофер, симпатичный молодой парень, всю дорогу рассказывал смешные истории про своих пассажиров, а на улице Фотиевой, под проливным дождем накрывшись с головой курткой, затащил тяжелую сумку с пирогом и салатом в подъезд и спросил телефончик. Телефончик она, конечно, не дала, однако в квартиру на втором этаже влетела в отличном настроении.
— Инуся, где ты пропала? — закричали девчонки. — Пора накрывать на стол! Скоро придут ребята! — Девчонки разглядывали с изумлением, но почему-то ничего приятного не сказали.
Обычная компания — девять девчонок из педагогического и пять мальчишек из МАИ — собиралась отмечать начало нового учебного года.
— Нет, мужичков будет шесть, — неожиданно сообщила Светка. — Витька сказал, что притащит своего родственника из Горького.
Девчонки завозмущались и захихикали:
— Зачем нам нужен этот провинциал? — Да пусть поокает!.. Хи-хи-хи… — А сколько ему лет? — Двадцать семь. — О, так ему уже на пенсию пора!
Когда он вошел, первая мысль была: викинг! Герой легенд и сказок. Только викинги обычно суровые, а этот парень в модном грубом свитере и джинсах иронично улыбался. Не сходившая с его лица ироничная улыбка была не надменной и не обидной, потому что предназначалась не кому-то конкретно, а словно бы всему миру. За столом он оказался рядом, но пока еще не обращал никакого особенного внимания на соседку справа. Он сам был в центре всеобщего внимания: произносил смешные тосты, играл на гитаре и здорово, как настоящий артист, рассказывал анекдоты про Василия Ивановича Чапаева. Девчонки хохотали и умоляли рассказать еще и еще.
— Все, баста! Господа артисты малость притомились, они хочут выпить и подзакусить… Девочки, кто из вас испек этот потрясающий пирог?
— Это Инуся!
Обернувшись, он легким движением откинул назад светлые волнистые волосы и облокотился на стол так, что на несколько долгих мгновений они оказались только вдвоем:
— Вы?!
— Я… то есть, нет. Это мама… то есть мы с мамой…
— Я не о том, я знаю, что красивые девушки не умеют печь пироги. Признавайтесь, это вы? Вы в сновиденьях мне являлись?
Зажгли свечи, погасили свет, из похрипывающего магнитофона вырвалась хорошо знакомая песенка, под которую обычно перемывалась посуда, но сегодня убежать на кухню заставила невыносимая мысль: сейчас он пригласит танцевать Ольгу или Светку. Кто-то вошел на кухню следом. Оглянуться было страшно — вдруг это не он? Близко-близко, над ухом, послышался шепот:
— Полностью — Станислав Андреич Киреев. Коротко — Слава. А мне можно называть тебя Инусей? Тебя невозможно называть иначе.
Она растерянно кивнула, Слава покивал точно так же. Он не передразнивал, просто шутил, и они рассмеялись вместе.
— Покурим, Инусь?
— Спасибо, я не курю.
— Я и не сомневался. Хотя сам, признаться, грешен. Инусь, я пока пойду покурю с девчонками, а ты приходи танцевать. Но, чур, только со мной! Договорились?
Танцевать с ним! Едва не задохнувшись от счастья, она бросилась в ванную, чтобы причесаться, долго смотрела на свое отражение и не могла поверить, что эта красивая, счастливая девочка в зеркале — она, Инуся. А танцы тем временем кончились! В полумраке комнаты Слава перебирал струны гитары: Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой, месяц кончается март, скоро нам ехать домой… Он пел о какой-то иной, недоступной, романтической жизни, так не похожей на ее, Инусино, бледное существование. И та девушка, вместе с которой он ездил на Домбай, конечно же, тоже была совсем другой — высокой, длинноногой и очень современной.
Снова включили магнитофон. «Белый танец!» — крикнула Светка и потащила Славу танцевать. После Светки в него вцепилась Наташка, за Наташкой Ленка, за Ленкой Ольга. Сначала он украдкой разводил руками: мол, ничего не могу поделать, вот привязались! — но очень скоро его смеющиеся глаза перестали искать девочку на диване.
Проглотив слезы, она потихоньку ушла на кухню, быстро запихала в сумку грязную кастрюльку и противень, схватила плащ с вешалки и кинулась к входной двери…