Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я стояла и смотрела на все это, не в силах заставить себя наклониться к нему. Я видела, как на подушке остаются клочки его волос… Что-то до такой степени чуждое и злобное колотилось внутри этого тела, что меня обуял мистический ужас. Человек ли это вообще? Человек не может ТАК умирать! А ведь я ложилась с ним в одну постель…
Мне было нехорошо. Меня мутило, ноги подкашивались, в глазах все плыло. Никому, казалось, не было до меня дела.
Он затих внезапно — и вытянулся на постели, став словно больше ростом, чем был. На лице его застыла жуткое, нечеловеческое выражение: зубы оскалены, глаза выпучены, рот перекошен. И тогда я закричала…
Я не слышала собственного крика. Я слилась с ним, потонула в нём — я сама была этим воплем ужаса и безнадежности. Я рассыпалась на тысячи кусков — меня больше не было. Меня не могло существовать БЕЗ НЕГО.
Гейдрих что-то недовольно произнёс с таким брезгливым видом, будто досадовал на назойливую муху, и тут серая пелена промелькнула перед моими глазами — словно кто-то быстро задернул и снова отдернул занавеску. Примерно так же срабатывает шторка в фотоаппарате. Щелк — и готов новый кадр.
Я лежала на постели в каком-то незнакомом месте и смотрела в потолок. Наверное, это была психиатрическая больница. Очевидно, мой разум просто выбросил из памяти тот отрезок времени, что прошел от момента потрясения до попадания сюда…
«Ну вот и замечательно, Господи, я теперь сумасшедшая», — подумала я с облегчением.
Легкий сквознячок обдувал обнаженные части моего тела. Странные запахи витали в воздухе, навевая мысли одновременно и о тропиках и о церкви. Фимиамами пахло вполне отчетливо. Постель была мягкая и просторная — впрочем, это могло быть иллюзией. Что самое удивительное и приятное — все, произошедшее до того, как я обнаружила себя здесь, не вызывало во мне никаких эмоций, словно было вовсе и не со мной. Я вспоминала жуткое чудовище, в которое превратился мой возлюбленный — и оставалась равнодушной. А ведь прошло всего лишь несколько секунд! Или больше? Что если я больше не могу правильно воспринимать время? Ну и пусть… Пусть… Это оно, моё любимое сумасшествие. Я ведь знала, что люди сходят с ума от сильнейших потрясений — так со мной и произошло. О, как сладко безумие! Только бы меня не начали лечить. Я не хочу больше испытывать подобного тому, что я пережила…
Я приподнялась, огляделась, и затем села на постели, с намерением изучать мир своих иллюзий. Мир был весьма неплох, если можно так сказать о комнате с белыми стенами и минималистичной обстановкой в виде кровати, низенького столика и двух мягких пуфов. Глядя на эти пуфы, я подумала: «Я что, живу тут не одна? Или второй пуф поставили для врача, который придёт меня лечить?» В комнате имелось большое приоткрытое окно, но мне пока было лень вставать и выглядывать через него.
Мой задумчивый взгляд остановился на двери. «Интересно, смогу ли я общаться с теми, кого подсунет мне мой больной разум? И как это будет? А ну-ка, пожелаю, чтобы в эту дверь кто-нибудь вошёл…»
Я пристально смотрела на дверь, испытывая азарт и какое-то детское любопытство. То, что я сразу взяла за истину своё сумасшествие, добавляло мне бесстрашия. Я отчего-то была уверена, что никакое чудовище в эту комнату не заявится.
«Пусть сюда войдёт… ну, скажем, молодая женщина-арийка, с ней мне будет легче общаться», — подумала я.
И такая женщина, точнее, юная девушка, вошла!
У неё были пепельные, собранные в косу волосы и стальные серые глаза (ну прямо как с плаката «Союза немецких девушек»), и только травянисто-зеленая русская военная форма резко диссонировала с её чистокровным арийским обликом. Таким образом могла быть одета крючконосая чернявая еврейская комиссарша, и чтобы на рукаве обязательно была красная повязка с серпом и молотом, или что там носят большевистские функционеры. Ну что поделать — это мой сошедший с ума мозг подсовывает не те образы…
— Здравствуйте, фрау Браун, — сказала эта девица деловым тоном занятого человека. — Как вы себя чувствуете?
Вопрос её сбил меня с толку. Неужели это доктор? Такая молодая, да ещё в русской военной форме?
— Спасибо, неплохо, фройляйн…? — ответила я.
— Меня зовут обер-лейтенант Гретхен де Мезьер, — представилась эта особа. — Моя работа — заниматься адаптацией в Тридесятом царстве немецкоязычного контингента, и этой минуты я ваш куратор…
Она внимательно посмотрела мне в глаза и, слегка кивнув, продолжила:
— Сразу скажу вам: отбросьте иллюзию, что вы сошли с ума, как бы эта идея ни была вам приятна. Я понимаю, вам трудно принять окружающую вас ныне действительность, ведь все это ваш разум воспринимает как совершенно невероятное… Но все же постарайтесь отталкиваться от той идеи, что все это происходит в реальности, а не в вашем воображении. Хотя бы просто для начала допустите, что это именно так, а дальше все пойдёт само собой. Хорошо?
Я машинально кивнула. Что ж, иллюзия или реальность — какая разница? Сумасшедший все равно их не различает. Чудится мне эта девушка или нет — это ничего не меняет. Самое главное, что меня отпустило то, что и свело меня с ума.
— Я вам объясню, фрау Браун, что с вами произошло, — сказала мне эта девушка-галлюцинация. — Когда у вас началась истерика, наш обожаемый командир гауптман Серегин наложил на вас заклинание стасиса, остановившее для вас время, потому что ситуация там, в «Вольфшанце», была донельзя серьёзной и без бабьих воплей. Потом, как говорят мои русские кригскамрады, во избежание негативных нюансов, из вашей с Адольфом Гитлером спальни вас переместили сюда, в Тридесятое царство, но вы об этом не могли знать, потому что в тот момент время для вас стояло. Тут у нас магический мир, где волшебство так же обычно, как в других местах дыхание, поэтому в этой комнате сейчас действует несколько сильных успокаивающих и оптимизирующих мышление заклинаний, установленных сильными магами жизни. Это необходимо для того, чтобы перенос прошел
