Он не спеша провёл ладонями по лицу, словно сбрасывая с него усталость и озабоченность. По всему было видно, что Нага собирается, хотя и медлит, нанести главный удар. И вдруг он сказал с наглой, оскорбительной усмешкой:

– Мы-то с тобой хорошо знаем, что связаны одной прочной верёвочкой. И никуда друг без друга. Верно?

Жаклин почувствовала себя так, словно он стеганул её плёткой по лицу, – таким издевательским тоном были сказаны эти слова. Но она попыталась улыбнуться и, стараясь скрыть, как она оскорблена и унижена, ответила:

– Ты всё ещё считаешь меня своей рабыней! Но я не позволю больше издеваться над собой. Я хотела указать тебе путь к спасению. Но довольно, теперь выбирайся сам!

Он сделал вид, что задумался. Даже прикрыл лицо ладонями.

– Возможно, я зашёл слишком далеко. Но всё-таки мне хотелось бы знать… Что ты смогла придумать?

Жаклин покраснела и порывисто вздохнула.

– Ты готов выслушать мои соображения?

– Наверное, – сказал он пренебрежительно. – Может быть, действительно услышу что-то полезное.

Жаклин передёрнуло. Она тихо вскрикнула, затем сказала упавшим голосом:

– У меня есть план, но делиться с тобою я не собираюсь! Если получится, как я задумала, то живыми останемся мы оба.

Она говорила ровным голосом как человек, твёрдо веривший в свою удачу.

Нага ухмыльнулся и сказал спокойно и безжалостно:

– Ну да…

Жаклин промолчала, обиженно поджав губы. Молчал и Нага. Когда молчание стало тяготить обоих, она сказала:

– Можешь мне не верить, но только я могу спасти наши жизни.

В её словах не прозвучало ни насмешки, ни сарказма. В голосе не чувствовалось горечи.

Но Нага будто только и ждал такого ответа – он тотчас насмешливо бросил:

– Не удивлюсь, если ты решила предложить себя вместо подстилки Пугачёву, дешёвка.

Этого Жаклин не выдержала. Она отвернулась и разрыдалась.

– О чёрт, ты только погляди! – воскликнул удивлённо Нага и затряс её за ногу.

– Отстань, скотина! – сквозь рыдания потребовала Жаклин. – Ты…

– Заткнись, дура, – злобно зашипел негодяй. – Подними голову и полюбуйся на своего Архипа. Его как раз сейчас проведут мимо нашей повозки…

* * *

Ни разу в жизни Архип ещё не чувствовал себя так скверно. Перед ним на скамье сидел и посмеивался француз Флоран. Справа стоял его недруг Анжели и не спускал с него глаз. Из-за полога шатра, с улицы, выглядывало несколько казаков, в том числе Щуплов, который, казалось, любовался его растерянностью. Архип понимал, что должен найти способ обратить едкие насмешки француза против него же. Он стоял красный, онемевший и кривил рот, стараясь изобразить улыбку, жалкий и несчастный.

Но Анжели не знал жалости. Он хотел ещё больше унизить несчастного казака и не собирался останавливаться теперь, когда Архип был в его власти.

– Как, Архип, ты молчишь? Да неужели же ты не рад нас видеть?

– Послухай, ты, – сказал, наконец, Архип, стараясь придать своим словам оттенок сдержанного упрёка. – Я не знаю, как называть тебя, оборотня…

– Оборотня? О каком ещё оборотне ты мелешь, скотина?

– О том, кого зрю прямо сейчас перед собой.

– Но в шатре, кроме меня и месье Флорана, никого больше нет. Значит, ты оскорбляешь нас? На мой взгляд, казак, ты говоришь о нас в непозволительном тоне!

И, присев на табурет, Анжели весело расхохотался. Его не тревожило, что подглядывающие казаки могли уловить смысл их разговора. И он не опасался, что они догадаются, кто есть «Егор Бочков» и «Никита Караваев» на самом деле.

Архип смотрел на француза. Кто был этот человек, читавший в глубинах его души и облекавший в слова его тайные тягостные раздумья? Он пристально всмотрелся в бегающие глаза Анжели:

– Выходит, я оболгал вас, назвав оборотнями? Тогда хотелось бы знать, кто вы?

– Мы вполне нормальные люди, как и ты, кузнец! Хотя… Может быть, повыше тебя сословием и тем более…

Анжели не договорил и, покосившись на казаков у входа, замолчал. А Архип, глядя на него, задумчиво потирал лицо, стараясь понять, почему ему говорят всё это. Француз тем временем продолжил:

– А ты случайно не знаешь, где сейчас твоя «красотка» Чертовка? Как мне помнится, она без памяти любила тебя.

– Разве? – задумчиво и рассеянно спросил Архип.

– Можно подумать, что ты впервые слышишь об этом, – противно хихикнул Анжели, с превосходством глядя на него. – Она даже девчонку выкрала у графа Артемьева, чтобы выдать её за вашу совместную дочь!

Архип брезгливо поморщился:

– Твой взгляд подлючий полон удивления, а не восторга. Ты хочешь прознать – ведомо ли мне сеё?

– Да, пожалуй.

– Ведомо!

– И тебя не тронула такая необыкновенная любовь?

– А почто она должна меня тронуть?

Анжели растерялся. В разговоре с Архипом он не был искренним. Для него всё это было игрой: его лаптой, его охотой, его скачкой, его прятками в тёмной комнате. Он развлекался беседой с недалёким казаком, за которого было некому вступиться.

– А тебе не кажется, олух, что ты предал женщину, которая бросила ради тебя всё на свете? – спросил француз.

– Я не понуждал её делать это.

– Следовательно, она тебе глубоко безразлична?

– Эдак оно и есть.

– И тебе не жалко её? Она же дворянка благородных кровей, а ты?

– Она блудница и грешница, – упрямо твердил Архип. – Еёное место в аду, а не среди людского племени!

– И у тебя хватает дерзости говорить мне такое?! – воскликнул Анжели.

– А мне всё одно теперь, – усмехнулся невесело Архип. – Всё едино жизни лишусь…

С улицы послышался шум. Анжели прекратил свой «шутливый» допрос и поспешил к выходу. Флоран последовал за ним. Оставшийся один Архип облегчённо вздохнул. Не спрашивая «дозволения», казак присел. И тут он понял, что ко всему вдруг стал относиться снисходительно и равнодушно: к казакам, к французам и… лично к самому себе.

* * *

В лагерь возвращалось не всё войско Пугачёва, а лишь небольшой отряд казаков. Во главе ехал сам «ампиратор» и часть его «бояр».

Едва отряд въехал в лагерь, как от него стали отделяться всадники, которые разъезжались к своим шатрам. Остальные остановились у шатра Пугачёва. Появление товарищей всполошило весь лагерь. Гул многочисленных голосов мгновенно оборвался, когда казаки по команде разом спешились.

Над толпой раздался полный изумления возглас:

– Шапки долой! Поглядите! Сам государь возвернулся!

Все взоры обратились в сторону Пугачёва, а над толпой прозвучал уже другой возглас:

– Государь-то тучи мрачнее! Видать, чтой-то не заладилось у Оренбурга?!

Пугачёв молча направился к шатру. По бокам шли Андрей Овчинников и Иван Зарубин-Чика, а сзади писарь Ивашка Почиталин. Сам «ампиратор» шёл уверенным твёрдым шагом с надменно вскинутой головой. Его холодные глаза с деланным равнодушием