Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Меня спасёшь, сам погибнешь, – возразил угрюмо Архип, которого глубоко тронула исповедь Луки. – А я эдак не согласный, чтоб своё спасенье твоей смертушкой заменить!
– А ты не заботься обо мне, кузнец, – ухмыльнулся печально Лука. – Мне до моей жизни дела нет, а тебе почто об ней думать? Всё одно скоро подохну. Не от пули али сабельки вострой, дык от старости. Да и какая разница от чего. Конец один и уже недалече!
– Вдвоём уйдём! – твёрдо сказал Архип. – Ты матушку и родню повидать должен. Перед ними покаяться, а апосля…
– Не уйдёшь, я казню тебя! – пригрозил Лука. – Тогда не обессудь, коли меня сейчас не послухаешь.
– Казни, раз нужда в том, – огрызнулся Архип. – Моя жизнь, она моя и есть. Раз распроститься с нею предначертано, знать, на то воля Господа!
В лагере вдруг загремели выстрелы и послышались крики.
Лука оживился и выглянул из повозки.
День угасал, темнело. Люди сновали повсюду. У шатра Пугачёва, возбужденно разговаривая, толпился народ. Вдруг загремели барабаны, и все умолкли. Запылали факелы. В их свете можно было различить фигуру Пугачёва. Толпа казаков кричала, гудела, волновалась. В небе зажигались звёзды. За лагерем в степи, со стороны Оренбурга, замелькали огни.
– Что там стряслось? – спросил Лука у пробегавшего мимо казака.
– Войско отступает, – поспешно ответил тот и побежал дальше.
Не прошло и минуты, как в лагерь прискакал гонец. Он осадил коня у шатра «ампиратора», соскочил из седла и, упав на колени перед Пугачёвым, выпалил:
– Уходи, государь. Спасайся, покудова ещё не поздно! Войско зараз отступат от города!
– Что-о-о?! – закричал тот.
– Рейнсдорп с большими силами напирает, – затараторил гонец. – Казаков будто косой выкашивает из ружей и пушек!
– Что ж, отойдём, коли приспичило, – злобно процедил сквозь зубы Пугачёв и погрозил в сторону города кулаком. – Они ещё попомнят денёк этот, христопродавцы! Ох, как попомнят! Всё апосля порушу и в крови утоплю! Ох, как они меня ещё попомнят…
Глава 16
Степь молчала. Перевалило за полночь. Вдруг тишину нарушил протяжный волчий вой. Среди рассвирепевшей волчьей стаи виднелся всадник. Плотно прижав ноги к бокам коня, он отбивался камчой от наседавших животных. Но они, набегая со всех сторон, плотно окружили всадника. Однако ни ему, ни лошади не могли навредить.
Самые матёрые и сильные волки умудрялись подобраться к самому стремени, норовя ухватить всадника за ногу. Но мощные удары плетью отбрасывали их назад.
Положение всадника и коня с каждым часом становилось всё опаснее: если он не удержится в седле, стая волков растерзает его в клочья.
Изловчившись, крупный матёрый самец вцепился в хвост коня, но, получив страшный удар копытом, отлетел в сторону. Другой волк вцепился в сапог всадника, но тот взмахнул саблей и отрубил голову зверю. Отлетевшее туловище затерялось где-то позади, а голова так и осталась висеть на сапоге, зацепившись мощными клыками.
Стая отстала, и её напор ослабел. Всадник придержал коня и воткнул в ножны окровавленную саблю.
Волки уже не пытались нападать на коня и человека. Поджав хвосты и поскуливая, стая уходила в степь.
Всадник усмехнулся и расцепил кинжалом челюсти мёртвой волчьей головы, всё ещё висящей на его сапоге.
– Что, серый, не на того нарвался? – сказал он. – Ну ничего, не каждому везёт в этой жизни.
Пришпорив коня, всадник снова помчался вперёд. «Машенька, милая девочка, где же тебя найти? – думал он, глядя вперёд. – Как сквозь землю канула. Хоть тресни!
Он не находил ответа на свой вопрос и подумал: «А если Анжели не будет в лагере самозванца? Но где тогда быть ему?».
В сердце поселились безнадёжность и даже растерянность.
«И всё же я найду этого француза! Хоть из-под земли достану! Только от него тянется ниточка к дочке графа Артемьева!»
Увидев впереди всадников, он повернул коня в сторону, чтобы объехать незнакомых людей, встреча с которыми могла оказаться далеко не радостной.
«Если они меня заметили, значит, попытаются схватить или убить. Осторожно, Александр Васильевич, осторожно!»
Всадники поскакали навстречу. Кровь отлила от лица Баркова, а сердце заколотилось: «Не повезло, чёрт подери! Придётся выкручиваться или отбиваться. Вот только получится ли?»
– Стой, оглоед! – крикнул один из них.
Александр Васильевич выхватил саблю. И в эту минуту казак пикой выбил её из рук. Он уже замахнулся, чтобы пронзить ею Баркова, но товарищ крикнул ему:
– Обожди, Кузьма, отвезём его лучше к государю!
Казаки отняли у пленника оружие, шапку, полушубок и коня, а его самого заставили идти между своих коней. Тяжко было Александру Васильевичу. Много раз избегал опасностей и похуже, а тут не успел даже выстрелить из пистолета, как уже попался в плен. Эх, жаль, что конь устал, а то…
Вдруг один казак сказал другому:
– Послухай, Васька. Айда у реки чуток отдохнём? Я коняг напою, а ты покудова постережёшь этого утекальца!
Тот судовольствием согласился.
Кузьма ушёл к реке поить коней. Пленник присел на пень. Васька расположился рядом:
– Эй, бегунок! Давай-ка сюда лапы свои. Я свяжу их от греха подальше.
Взяв ремень, который он снял с коня, казак шагнул к пленнику.
Смерив его взглядом, Барков подумал: «Этот дятел не так уж и прыток, как хочет казаться…» И в голове у него созрела дерзкая мысль. Пленник сделал вид, что протягивает казаку руки, но в ту же минуту опустил голову и бросился Ваське между ног. Казак упал через пленника, а тот живо перевернулся, вскочил коленями на спину Ваське и, выхватив у него нож, вонзил лезвие ему в бок.
Кузьма был довольно далеко и не мог их видеть. Барков снял с мертвеца оружие, спрятал тело в густом кустарнике, присыпал пылью следы крови, вскочил на своего коня и помчался в степь. Вдруг он услышал позади себя окрик:
– Эй, Васюха! Ты куды поскакал, мать твою?
Освободившийся пленник невольно обернулся и увидел, что Кузьма скачет вдогонку. Нельзя было показывать спину. Он развернул коня и поскакал казаку навстречу. Кузьма встрепенулся. Видит шапку, полушубок, пику, но не «зрит» Ваську. Было ещё слишком далеко.
– Брательник? Ты что ль это?
– Твой брательник уже к раю подлетает! – закричал Барков и выстрелил в голову коня казака, который свалился и придавил всадника.
Долго ещё слышались громкие причитания и брань Кузьмы, но обретший свободу пленник уже спешил к Оренбургу.
* * *
Оставив казачьи