От этой защиты Наташа вдруг почувствовала, что к ее горлуподступают горячие слезы. Она собрала лицо в гармошку и зарыдала.

— А! — взъярился Покровский. — Плакать?

Плачьте без меня. — Перед дверью он фыркнул и насмешливоповторил:

— Домогался!

— А что такого? — прорыдала ему вследНаташа. — Что же — меня и домогаться уже нельзя?!

— Да вы себя видели? — обернулся тот, и Генрих сосвоей вазой попятился в коридор. — В гостиницу на свидание к этомуЕрискину вы приходили конфеткой! И в принципе — умозрительно! — я могупонять, что он от вас голову потерял. Но теперь! Теперь вы похожи на черт знаетчто! Головка, как у черепахи, одежда — не поддается критике…

Парфюмерия забыта, о косметике я вообще не говорю!

— Головка, как.., у черепахи? — недоверчивопереспросила Наташа, перестав рыдать.

— Где вы взяли те брюки, в которых щеголяли перед моимигостями?

— Как у черепахи?!

— Вашей обуви место на ближайшей свалке!

— Папа! — крикнула Марина снизу. — Что будемделать?

— Как у черепахи?!

— Вероятно, это был сумасшедший, который не знал, ктопроживает в этой комнате! Вас перепутали.., с Линой! Вот за ней-то, я уверен,можно и побегать и на второй этаж влезть!

— Но вы ведь сами просили в агентстве такую женщину,которая несексуально выглядит! — закричала Наташа.

— Несексуально — не значит тошнотворно!

Он вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь. Через паруминут они с Генрихом оба объявились на улице и, присоединившись к Марине сВалерой, начали обсуждать ситуацию. Наташа сидела на постели, выпучив глаза. Дакак он смел?!

Как у него язык повернулся?! А она-то думала, чтонебезразлична ему… Какая дура!

— Папа, — спросила Марина испуганно. — Почемуты так себя вел?

Покровский засунул руки глубоко в карманы и, поглядев на луну,признался:

— Я испугался. Что, если бы ее убили?

— Да, сейчас это совершенно ни к чему, —согласился Генрих, и Валера Козлов недоумевающе посмотрел на него.

— Генрих, отыщи фонарь, сходи к Аркадию, покличь Азора.Возьмем его напрокат. Он, конечно, защитник никакой, но зато лает на каждыйчих.

— Вот у нас жизнь начнется! — пробурчал эконом.

— Не выставлять же караул у нее перед дверью!

«У нее — это у меня», — поняла Наташа, которая отличновсе слышала через открытое окно. Утерев нос, она встала и подошла к упаковкетуалетной бумаги, которая валялась на полу. Выходит, если бы не ее маленькаяложь про то, что закончилась бумага, нож сейчас оказался бы у нее в животе. Онадостала его из разрезанного рулонам повертела перед глазами. Обычный ножик, неочень большой — с таким удобно ходить по грибы. Вот только лезвие заточено собеих сторон…

Коленки у нее затряслись, и нож выпал на пол.

Наташа посмотрела на него и на негнущихся ногах отправиласьк телефону.

— Парамонов? — спросила она, когда ейответили. — А кто? А Парамонова позовите, пожалуйста! Скажите, это НатальяСмирнова по поводу покушения. Несостоявшегося. На меня. Парамонов, вы? Менятолько что хотели убить. В поселке Березкино. Да, по Савеловской. При чем здесьобезьяны? С ума вы сошли? Я вам не звонила! А впрочем… Я была так напугана… Незнаю… Но сегодня на меня точно покушался человек. У вас же есть два аналогичныхнападения — когда ножом прямо в живот. Ничего себе — откуда я знаю! Я ведь живув этом районе. — Она некоторое время слушала, потом подсказала:

— Да, но у меня на животе была туалетная бумага. Данет, со мной все хорошо, спасибо. В доме Покровского Андрея Алексеевича.

Только он не должен ничего знать, вы понимаете?

Едва она положила трубку и спрятала нож, как в дверьпостучали.

— Войдите! — крикнула Наташа разбухшим от слезголосом.

Вошел Покровский, держа за ошейник лохматого Азора.

— Мне показалось, что вы на меня обиделись, —сказал он, сумрачно взирая на нее. — Азор, лежать! Если вы обиделись, тоизвините.

— Хорошо, — сказала Наташа, глядя в сторону.

Подбородок ее был выставлен вперед, как у особы королевскойкрови, которая видит что-то ее недостойное. Свой «ежик» она ощущала теперь,после его оскорблений, всеми фибрами души.

— Вот вам сторож на ночь, — Покровский мотнулголовой на Азора, который положил голову на лапы и постучал хвостом обпол. — Пес неоднократно бывал в доме, отлично всех нас знает, так что небудет сильно беспокоиться. Зато он поднимает шум, когда слышит что-нибудьподозрительное.

— Благодарю, — сказала Наташа. — Если вы непротив, завтра вечером, после работы, — она подчеркнула это «послеработы», — я съезжу в город по делам. Утром вернусь.

— По делам? — удивился Покровский. — До утра?

— Куплю себе дезодорант и пудру. И платочек на голову.

— Послушайте, — сердито сказал он. — Если вывсерьез вздумали дуться, то этот факт может плохо отразиться на общем климате…Вы понимаете?

— Не собираюсь я дуться, — соврала Наташа. —Разрешите, я лягу спать. Я пережила стресс, мне нужно отдохнуть.

— Мы решили не обращаться в милицию по поводуслучившегося инцидента. Вы — человек посторонний, не имеете ко мне никакогоотношения.

Вряд ли тот тип, который вас.., м-м.., домогался, как-тосвязан с убийством Алисы, верно? Какой-нибудь случайный, залетный псих. Вы необиделись?

— Успокойтесь, я не обидчива, — заявилаНаташа" которая на самом деле была обижена до глубины души.

— Тогда — спокойной ночи, — сказал Покровский ивышел.

В город Наташа, ясное дело, не собиралась, а собираласьследить за Бубриком и Генрихом. У них завтра «плановая» встреча, если веритьтому подслушанному телефонному разговору. На этот раз Генрих должен отправитьсяк своему приятелю гораздо раньше полуночи. Так что ей следует заранее усестьсяв засаде, чтобы ничего не пропустить.

Когда Наташа улеглась в постель и накрылась одеялом, ееначало колотить от пережитого ужаса.

Нож, который она спрятала в шкаф под полотенца, внезапновозник перед ее мысленным взором.

Было так страшно, что кружилась голова.

— Азор! — крикнула Наташа. — Иди ко мне,собаченька! — И похлопала рукой по одеялу.

Недолго думая, собаченька прыгнула на постель и завозилась,устраиваясь. Вероятно, дома она проделывала это неоднократно.

— Охраняй, Азор! — приказала Наташа и обняла егоза шею двумя руками.