Пуаро покачал головой.

– Интересно, была ли мисс Марш его сообщницей? – продолжалДжепп. – Похоже, что да, раз она ездила с ним домой из театра. А если нет,почему он взял ее с собой? Но скоро мы от них самих это услышим.

– Мне можно присутствовать? – робко спросил Пуаро.

– Разумеется! Я ваш должник.

И он поднес к глазам телеграмму. Я отозвал Пуаро в сторону.

– В чем дело, друг мой?

– Не знаю, Гастингс, но мне ужасно не по себе. Всескладывается как нельзя лучше, и в то же время что-то здесь не то! Я не знаючего-то важного! Звенья выстроились в цепочку, мои догадки подтвердились, ноговорю вам – что-то здесь не то.

И он удрученно замолчал. Я не знал, чем его утешить.

Мне тоже трудно было понять Пуаро. Ведь он сам всепредсказал!

Всю дорогу до Риджентгейт он сидел хмурый, уставившись водну точку и не обращая внимания на похвалы, которыми щедро осыпал себя Джепп.Наконец Пуаро вздохнул и очнулся от своего забытья.

– По крайней мере, – задумчиво произнес он, – послушаем, чтоон нам скажет.

– Чем меньше он будет говорить, тем лучше для него, – сказалДжепп. – Знаете, сколько людей попало на виселицу только потому, что имхотелось сделать заявление? И ведь нельзя сказать, что мы их не предупреждаем.Полиция всегда ведет честную игру. Но чем больше они виноваты, тем больше иохотнее лгут. Они не знают, что вранье всегда нужно согласовывать с адвокатом.

И Джепп вздохнул.

– Адвокаты и коронеры – злейшие враги полиции. Сколько разкоронеры путали мне самые ясные дела – не сосчитать, сколько виновных упущенопо их милости! Адвокаты – те все-таки получше. Им хоть платят за то, чтобы ониболтали языком и все выворачивали наизнанку.

Прибыв на Риджентгейт, мы осведомились, в клетке ли птичка.Услыхав, что лорд Эджвер «завтракает с семьей», Джепп спросил, можем ли мыпобеседовать с ним одни. Нас проводили в библиотеку.

Через несколько минут в комнату вошел Рональд. Игравшая наего лице улыбка застыла, когда он увидел нас.

– Здравствуйте, инспектор, – сказал он с деланойнепринужденностью, – что случилось?

Джепп сказал то, что ему предписано говорить в подобныхобстоятельствах.

– Та-а-ак, – протянул Рональд.

Он придвинул к себе стул, сел и достал из кармана портсигар.

– Инспектор, я хочу сделать заявление.

– Как сочтете нужным, милорд.

– Значит, вы считаете, что это будет с моей стороныглупостью... И все-таки я ее совершу. «У меня нет причин бояться правды», какговорят герои романов.

Джепп молчал с непроницаемым видом.

– Видите вон тот симпатичный столик и кресло у стены? –продолжал молодой человек. – Вашему помощнику удобно будет тамстенографировать.

Не думаю, чтобы Джепп часто сталкивался с подобнойзаботливостью. Предложение лорда Эджвера было принято.

– Итак, начнем, – сказал Рональд. – Обладая зачатками ума, яподозреваю, что мое роскошное алиби рухнуло. И над его обломками вьется дымок.Да простят меня простодушные Дортхаймеры. Скорее всего вы нашли таксиста.Угадал?

– Нам известно все, что вы делали в тот вечер, – сказалДжепп бесстрастным голосом.

– Преклоняюсь перед Скотленд-Ярдом, но должен заметить, чтоесли бы я замыслил что-нибудь противоправное, то не поехал бы прямо к нужномудому на такси и не заставил бы шофера ждать. Вам это не приходило в голову?Ага! Я вижу, что это приходило в голову мсье Пуаро.

– Совершенно верно, – подтвердил Пуаро.

– Преступник ведет себя не так, – продолжал Рональд. – Онприклеивает рыжие усы, надевает очки в роговой оправе и отпускает таксиста насоседней улице. Хорошо также пересесть на метро... ну и так далее, не будууглубляться. Мой защитник за несколько тысяч гиней сделает это значительнолучше. И придет к выводу, что это было неумышленное преступление. Я сидел втакси, и вдруг меня охватило непреодолимое желание... в общем, выпредставляете.

Так вот, я собираюсь сказать вам правду. Мне позарез былинужны деньги. Не думаю, что вас удивило это признание. Я должен был достать ихв течение дня во что бы то ни стало, иначе мне грозили слишком крупныенеприятности. Пришлось идти к дяде. Он не испытывал ко мне нежных чувств, но янадеялся, что честь семьи для него не пустой звук. У людей в возрасте бываеттакая слабость. На мою беду дядя, в лучших традициях современности, оказалсяциником.

Мне оставалось только сделать хорошую мину при плохой игре ипопытаться занять у Дортхаймера, хотя я понимал, что это бесполезно. А женитьсяна его дочери я не мог. К тому же она слишком разумная девушка, чтобы за менявыйти. И тут я совершенно случайно встречаю в театре свою двоюродную сестру. Мыс ней редко виделись, но она всегда бывала ко мне добра, когда мы жили в одномдоме. Я ей все рассказал – она и так слышала уже кое-что от отца. Знаете, чтоона мне предложила? Взять ее жемчуг, который достался ей от матери.

Он замолчал, и мне показалось, что он на самом деле боретсяс волнением. Или слишком хорошо притворяется.

– Короче говоря, я согласился, да благословит ее бог. Ярешил заложить этот жемчуг и поклялся, что выкуплю его, даже если для этого мнепридется работать. Но жемчуг был дома, на Риджентгейт, и мы подумали, что лучшевсего будет немедленно за ним съездить. Такси подвернулось буквально черезсекунду.

Мы остановились на противоположном конце Риджентгейт, чтобыв доме никто не услышал шума мотора, и Адела оставшееся расстояние прошлапешком. У нее был ключ, и она собиралась тихонько войти, взять жемчуг ивернуться с ним ко мне. Вряд ли кто-нибудь мог ее увидеть – разве чтогорничная. Мисс Кэррол, дядина секретарша, ложится спать в половине десятого, асам он наверняка находился в библиотеке.

Дела ушла. Я стоял на тротуаре, курил и время от временипоглядывал, не идет ли она обратно. Теперь я подхожу к тому, чему вы можете неповерить, но это уж как хотите. Мимо меня прошел какой-то человек. Я посмотрелему вслед и, к своему удивлению, заметил, что он входит в дом № 17. По крайнеймере, мне почудилось, что в дом № 17, но я стоял довольно далеко. Меня этоудивило по двум причинам. Во-первых, он открыл дверь своим ключом, а во-вторых,мне показалось, что это был один известный актер.

Я так удивился, что решил выяснить, в чем дело. Такполучилось, что у меня тоже был свой ключ. Я потерял его три года назад илидумал, что потерял, а недавно снова на него наткнулся и, когда в то утро шел кдяде, собирался ключ вернуть. Но в пылу спора позабыл. А когда вечеромпереодевался, чтобы идти в театр, машинально переложил ключ из одного кармана вдругой вместе с остальными мелочами.