Сказав водителю, чтобы ждал, я почти бегом устремился к дому№ 17, поднялся по ступенькам на крыльцо и открыл дверь своим ключом. Холл былпуст. Ничто не указывало на то, что в нем за секунду до меня кто-то находился.Я подождал немного и направился к библиотеке. Если бы вошедший был там, сдядей, я услышал бы их голоса, но за дверью было тихо.

И вдруг до меня дошло, как глупо я себя веду. Тот человекнаверняка вошел в соседний дом. Риджентгейт по вечерам освещена тускло, и яобознался. Я чувствовал себя полным идиотом. Я сам себе не мог вразумительнообъяснить, почему я побежал за этим прохожим. А теперь я стоял у дяди в доме, переддверью в библиотеку, из которой он каждую минуту мог выйти – как бы я емуобъяснил тогда свое появление? В хорошенькую историю я бы впутал Аделу, да ибез того крику бы хватило – а все потому, что мне этот человек показалсяподозрительным, что-то в его повадке было вороватое... По счастью, меня никтоне видел, и нужно было, пока не поздно, убираться подобру-поздорову чем скорее,тем лучше.

Я на цыпочках подошел к входной двери, и в то же время полестнице, держа в руках футляр с жемчугом, спустилась Адела.

Она, конечно, удивилась, увидав меня в холле, но я все ейобъяснил, когда мы вышли из дому.

Потом мы поехали в театр и даже успели к началу следующегоакта. Никто не заподозрил, что мы уезжали. Вечер был жаркий, и во времяантракта многие выходили на улицу подышать.

Рональд замолчал.

– Я знаю, что вы сейчас спросите, – продолжил он черезнесколько мгновений. – Почему я вам сразу всего не рассказал? На это я вамскажу: а вы бы на моем месте, имея весьма солидный повод для убийства, стали быраспространяться о том, что были на месте преступления чуть ли не в самый егомомент?

Я, попросту говоря, струсил. Даже если бы нам поверили, мыоба, и я и Адела, завязли бы в этом деле. А мы не имели к нему ни малейшегоотношения – мы никого не видели и ничего не слышали. К чему впутывать нас, еслиего наверняка убила тетя Сильвия? Я рассказал вам о моих денежных затрудненияхи о ссоре с дядей, потому что вы бы обязательно об этом разнюхали, а если бы яэто от вас скрыл, вы отнеслись бы ко мне с большим подозрением и, возможно,более тщательно проверили бы мое алиби. А так я рассудил, что своейоткровенностью притуплю вашу бдительность. Я знал, что Дортхаймеры искреннесчитали, будто я все время был в Ковент-Гардене. То, что я один антракт провелсо своей двоюродной сестрой, не вызвало у них подозрений.

Адела тоже готова была подтвердить, что была со мной и чтомы никуда не уезжали.

– Мисс Марш согласилась... помочь вам?

– Да. Как только я узнал, что произошло, я бросился к ней. Яумолял ее молчать о нашей поездке на Риджентгейт. Она была со мной, а я был сней во время последнего антракта в Ковент-Гардене, и мы немного прошлись, вот ивсе. Она меня правильно поняла и согласилась.

Рональд снова помолчал.

– Понимаю, какое впечатление на вас производит то, что я всескрыл тогда. Но теперь я сказал правду. Хотите, назову вам фамилию человека,который ссудил мне деньги под залог жемчуга, и дам его адрес? А если выспросите Аделу, она подтвердит каждое мое слово.

Он взглянул на Джеппа, но тот по-прежнему сидел снепроницаемым видом.

– Значит, вы считаете, что вашего дядю убила Сильвия Уилкинсон,лорд Эджвер? – спросил он.

– Что же в этом удивительного? После того, как ее опозналдворецкий.

– А как насчет вашего пари с мисс Адамс?

– Пари с мисс Адамс? С Карлоттой Адамс? Какое она имеет кэтому отношение?

– Вы отрицаете, что предлагали ей десять тысяч долларов зато, чтобы она явилась в дом к вашему дяде под видом Сильвии Уилкинсон?

Рональд вздрогнул.

– Предлагал ей десять тысяч долларов? Чушь! Над вами кто-топодшутил. Откуда мне было взять десять тысяч? Боюсь, что вы слышали звон...Что, она сама это утверждает? Ах черт... забыл. Она ведь умерла.

– Да, – тихо сказал Пуаро, – она умерла.

Рональд смотрел то на него, то на Джеппа. От его спокойствияне осталось и следа. Он побледнел, в глазах у него заметался испуг.

– Не понимаю, – пробормотал он. – Но я сказал вам сущуюправду. Конечно, вы мне не верите, никто из вас...

И тут, к моему изумлению, Пуаро сделал шаг вперед.

– Ошибаетесь, – произнес он. – Я вам верю.

Мы вернулись домой.

– Но почему... – начал я.

Обе руки Пуаро, бешено вращаясь, взлетели в воздух. Своейэксцентричностью этот жест превзошел все, которые я наблюдал прежде.

– Умоляю вас, Гастингс, не сейчас, не сейчас!

И, схватив шляпу, он нахлобучил ее себе на голову так, будтоникогда не слыхал о методе и порядке, и вылетел на улицу. Через час, когдапришел Джепп, его все еще не было.

– Малыш гуляет? – поинтересовался Джепп.

Я кивнул.

Джепп уселся в кресло и вытер платком лоб. День был жаркий.

– Скажите, капитан, какая муха его укусила? – спросил он.

Я чуть со стула не упал, когда ваш дружок промаршировал кнему и сказал: «Я вам верю». Как в мелодраме! Хоть убейте, не пойму! Япризнался, что понимаю не больше, чем он.

– А потом повернулся и вышел, – не мог успокоиться Джепп. –Вам-то он что сказал?

– Ничего, – ответил я.

– Совсем ничего?

– Абсолютно ничего. Когда я хотел его спросить, он толькопомотал головой, и я решил, что лучше подождать до дома. Но когда мы вернулисьсюда, он мне двух слов сказать не дал. Замахал руками, схватил шляпу и былтаков.

Мы взглянули друг на друга, и Джепп многозначительнопостучал себя пальцем по лбу.

– Тронулся... – шепнул он.

В кои-то веки я готов был с ним согласиться. Джепп и раньшечастенько поговаривал, что Пуаро, как он выражался, «того», правда, в техслучаях, когда просто не понимал, к чему тот клонит в своих рассуждениях. Нотеперь и я вынужден был признать, что не понимаю Пуаро. «Того» он или не«того», но он сделался подозрительно непоследовательным. Не успела его жесобственная теория с блеском подтвердиться, как он от нее отказался.

Это могло обескуражить даже самого горячего его поклонника.Я удрученно покачал головой.