Пейзаж за окном был удручающе однообразным и за полтора часауспел надоесть до крайности – бесконечная тайга, подступавшая вплотную кжелезнодорожному полотну, а иногда не менее наскучившие пустые поля, обширныеполяны, заросшие дикой высокой травой, без малейших следов не то чтоцивилизации, но и вообще присутствия человека. Поезд шел не так уж быстро, новагоны все равно порой опасно кренились на стареньких рельсах, жалобноскрипели. Подобно всем остальным пассажирам, Марина внешне не реагировала, нопро себя все чаще думала, что крайне обидно вот так глупо погибнуть, слетев подоткос вместе с этим музейным экспонатом.

Была в этом путешествии и хорошая сторона – никто не обращална Марину особого внимания, разве что индивидуумы мужского пола, не потерявшиееще способности к сексуальным контактам. В простеньких джинсах, дешевой темнойблузке, с заплетенными в толстую косу волосами и яркими пластмассовымисережками в ушах, она ничем не отличалась от аборигенов. Как и одетая примернотак же Рита, сидевшая через три ряда от нее. Для пущей подстраховки Маринаотдала ей небольшую сумку со всем мало-мальски ценным имуществом, оставив присебе лишь паспорт, немного денег и выкидной нож, отобранный у одного из«вампиров». И они старательно делали вид, будто незнакомы вовсе. Мало ли что...

Пожалуй, она поступила совершенно правильно, взяв билеты всамый дешевый, общий вагон с деревянными скамейками, лет за двадцатьотполированными до блеска задницами и спинами небогатых путешественников. Былив этом поезде, совершавшем рейс по территории целых шести совершеннонезависимых республик, и вполне комфортабельные вагоны с отдельными купе,туалетами и прочими ошеломляющими для здешних мест удобствами. Но, чтобы купитьтуда билет, требовалось показывать документы. И потом прекрасно известно, что вмноголюдстве людям специфических профессий затеряться гораздо проще и надежнее.

К некоторому удивлению Марины, внезапно выяснилось, чтомысли Тараса Бородина двигались тем же путем.

Она совершенно неожиданно увидела его на перроне, водиночестве направлявшегося к соседнему общему вагону. Ошибиться она не могла,это был доподлинный Бородин. Правда, нисколько не похожий навысокопоставленного служащего могучего концерна – небритый, в высоких резиновыхсапогах, дешевых джинсах и грубой клетчатой рубашке, с потертым рюкзаком наплече и видавшим виды ружейным чехлом в руке. Он двигался в потоке нагруженныхпоклажей пассажиров так сноровисто и привычно, что любой из аборигенов могпризнать его своим земляком. Самая обычная картина – собравшийся в глухие лесаместный охотник. Идеальная имитация.

Остановившись и придержав Риту, Марина подождала, пока Тарасподнимется в свой вагон. И подумала, что принятое по наитию решение, вероятно,оказалось даже более верным, чем ей казалось поначалу. Быть может, он иувлекается охотой, но вряд ли настолько стремится к первобытности, чтобытрястись в самом дешевом вагоне по ветхим рельсам. Компания «Центр» располагаетне только множеством автомобилей, но и собственными вертолетами и легкимисамолетами. Бородин занимает достаточно высокий пост, мог бы воспользоватьсялюбым транспортом концерна, хоть наземным, хоть воздушным. И тем не менее...

Конечно, еще не факт, что он направляется в Снежинск. Но ужеодно то, что он внезапно объявился в поезде, маскируясь под местного,заставляет навострить ушки...

Что до нее, ей просто не оставалось ничего другого, кромекак попробовать осмотреться в Снежинске. Столица была ею выработана, какзолотоносный «карман». Марина не видела там больше ни следов, которые имеетсмысл отрабатывать, ни людей, которых можно вдумчиво допросить. Разве чтоБородина… Но в столице к нему чертовски трудно подобраться. Она оказалась вточке, откуда было только два пути: либо доложить в контору все как есть,либо... А черт его знает! Первый путь не годился, второго, собственно, и несуществовало вовсе. Остался лишь Снежинск...

Она старательно притворялась, будто дремлет, откинувшись навысокую жесткую спинку сиденья. Благо, оказалась не одна такая. Многиеподремывали, не обращая внимания на шум и гомон: здесь ели, разливали водку,спорили, укачивали детей. Запах стоял неописуемый, и Марина подумала мимолетно,что за двенадцать лет своей жизни в Питере успела отвыкнуть от вони, чейхимический состав выражается дюжиной длиннющих и сложных формул, от матерныхслов, переплетавших любую фразу, от одинаковых лиц, отмеченных тоскливойнеудачливостью, от визгливого хохота, убогого лексикона, с каким обсуждалижалкие темы, казавшиеся этим существам вселенскими проблемами, от тяжелогозапаха неухоженных тел, немытых волос и грязных ногтей. От всего остального.Приходилось делать над собой нешуточное усилие, напоминая, что она родилась натом же самом географическом пространстве, и в ее жилах текла та же кровь. Онибыли другие. Она ушла куда-то, то ли вперед, то ли вверх, а эти остались наместе, тупо пережевывая жвачку туповатых бесед, скудных желаний, примитивныхмыслей. Она вдруг ощутила острую, пронизывающую ненависть к этому двуногомустаду. Они даже не надеялись на что-то другое, им было комфортно и здесь...

Сквозь опущенные ресницы Марина посмотрела на сидевшего вуглу вагона китайца неопределенного возраста, то ли двадцати, то ли всехшестидесяти лет. И вновь, в который раз, не поняла, в самом деле он сновауколол ее мгновенно-цепким взглядом, или ей почудилось.

Китаец оставался для нее насквозь непонятным. Как он сел вуголок, у окна, так и просидел там полтора часа, словно статуэтка, почти нешевелясь, ни с кем не общаясь, почти, такое впечатление, не дыша. Порой онафизически ощущала на себе этот цепкий, мгновенный, тут же уходивший в сторонувзгляд, но до сих пор не могла увериться точно. Очень уж чужие были у негоглаза – антрацитово-черные, раскосые, узкие, неподдававшиеся пониманию белогочеловека. Какой-то иной мир, чуть ли не иная планета смотрела на Маринуузенькими черными щелями...

Она достала сигареты, которые держала при себе для таких вотслучаев. Многие курили прямо в вагоне, прибавляя опостылевшего туземногоколорита. Но она вышла в тамбур, щелкнула зажигалкой, умело втянула дым,прислонилась к колыхавшейся стенке, словно бы невзначай, рассеянно глядя сквозьнемытое стекло двери в соседний вагон.

Бородин сидел почти посередине вагона, у прохода, ружейныйчехол он держал между ног, рюкзак запихнул под сиденье. О чем-то спокойноразговаривал с несомненным аборигеном, пожилым и пьяным, и снова выгляделместным, таким же аборигеном, в жизни не видевшим компьютера, не летавшим насамолете, не покидавшим пределов этого карликового государства. Марина ощутиланечто вроде профессионального уважения: настолько идеальными были и грим, иактерская игра...

В тамбуре, кроме нее, толклись еще двое парней, дымиливовсю, от них остро несло водкой, из кармана у одного торчала откупореннаябутылка. Оценив обстановку, Марина приготовилась в случае чего дать отпор вполном соответствии с незатейливыми туземными традициями – матерщиной и коленомпониже пояса. Но оба курильщика, и на том спасибо, не обращали на нее внимания,таращась в выбитое стекло вагонной двери с таким видом, словно там, впроплывавшей совсем близко чащобе, кувыркались на ветвях голые стриптизерши.