Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парень смотрел настороженно.
– Ты что, наширялась?
– Точно тебе говорю, это наша история! – сказалаМарина. – Так написано в ученых книгах.
– Я все равно читать не умею.
– Ну, тогда поверь мне на слово. Мы все когда-то жили вморе... Но я никак не могу понять, было ли там нашим предкам лучше, чем нам насуше... Счастливо, Маугли, я пошла! Буду жива, обязательно приду отдать должок,а ты пока не обижай моих друзей – они тут будут жить теперь оба.
Она притянула его за шею и поцеловала длинно, умело, влажно.Отошла на пару шагов, обернулась. Парень смотрел на нее, совершенно обалдев.Усмехнувшись, Марина помахала ему рукой и стала подниматься вверх.
В голове у нее крутился один-единственный вопрос, на которыйследовало отыскать ответ побыстрее.
Почему такие предосторожности? Почему Бородин, располагающийнемаленьким штатом агентов, не пускает в ход свои нехилые возможности, хотяпреспокойно мог сыграть втемную, отправить на задание рядовых «топтунов», необъясняя им деталей? Почему того же требовал от покойного капитана? И тот, опять-такираспоряжавшийся приличными силами, самолично топал по пятам? Почему они даже нерисковали связываться меж собой по мобильникам, а встречались где-то на окраинес поднятыми воротниками?
Не оттого ли, что их тайна была столь огромной и серьезной, чториск следовало свести к минимуму?
Наконец, что случилось с самолетом? И почему Тимофей тактуда стремился? И Степан...
Ничего, сказала она себе. Главное – не суетиться...
Постучала в квартиру, и, когда Сергей ей открыл, сказаларешительно, с порога:
– Вот что, ребятки... Жить вы здесь будете теперь оба. Тебепонятно, Женя? Возражения не принимаются. Как-нибудь потерпишь. У менястойкая уверенность, что Бородин вас пристукнет, едва узнает, где вы. Так чтоне рискуйте, если хотите жить. Игра принимает чересчур серьезный оборот,появились первые покойники. И, подозреваю, далеко не последние...
Какое приятное ощущение!.. Никто не тащился следом, когдаМарина добиралась до центра города на такси, и когда пошла пешком по оживленнойулице, никто не пристроился на профессиональном отдалении. Так что Марина прямонаслаждалась редкими минутами полного, если можно так выразиться, одиночества.Уже стемнело, зажигались фонари, и она, не спеша, шла вдоль кромки тротуара,игнорируя попытки индивидуумов мужского пола завязать знакомство, что данныеиндивидуумы воспринимали философски, не пытаясь хватать за локоть. Районкак-никак был приличный, и повсюду маячили полицейские патрули.
Она остановилась на перекрестке, взглянула на часы и отошлак высокой пальме, увитой гирляндами крохотных желтых лампочек. Подумаламельком, что это экзотическое деревце торчит тут лишь пару месяцев в году,иначе замерзнет к чертовой матери...
Встрепенулась, присмотрелась. Машина Петра, дисциплинированновключившего поворот, свернула на короткую улочку, ведущую к условленному месту,небольшому квадратному скверику. Марина смотрела зорко, но так и не засекламоторизованного «хвоста».
Петр остановился у знака, запрещавшего дальнейший проездвсем средствам передвижения. Заглушил мотор, вылез и стал нервно прохаживатьсяпо тротуару. В походке, в движениях, в том, как он часто-часто подносил ко ртусигарету – во всем была нервозность, с которой ее верный сподвижник то ли немог, то ли не хотел бороться.
Марина пошла в ту сторону. Не доходя метров десяти,проверилась еще раз – нет, никто за ней не шел... Ускорила шаг. Петр еезаметил, отшвырнул окурок на тротуар и чуть ли не подбежал.
– Что случилось?
– Ничего особенного, – сказала Марина. –Подвернулась работенка, только и всего. Вы, случайно, не забыли, что обязаныработать, когда этого потребует далекая родина? Так вот, она потребовала.Раздался рев боевой трубы, и вы уже не принадлежите себе… Ну, живо, поехали!
– Куда? – спросил он, садясь за руль.
– Вот сюда, – Марина сунула ему под нос туристскуюкарту города и ткнула пальцем. – Нужно будет кое за кем понаблюдать...
– За кем это?
– За кем следует.
– Вот новости...
– Петр, старина... – вкрадчиво сказала Марина. –Да что с вами такое? Можно подумать, вы не профессиональный внедренный агент, алюбитель, нанятый для одного-единственного поручения. Ну, полное впечатление,что вы удивлены не на шутку. Чему тут удивляться? Тому, что придется кое за кемпонаблюдать? С каких пор вас удивляют столь рутинные вещи?
– Вовсе я не удивлен...
– Тогда что с вами такое?
– Так, личные дела...
– Малолетняя любовница родила?
– Идите вы!
– А что? – пожала плечами Марина. – По-моему, выеще в том возрасте, когда способны смастерить ребенка малолетке. Петр, я как-тозабыла спросить... У вас есть маленькие слабости? Бабы, нимфетки, мальчики,чревоугодие, азартные игры?
– Зачем вам?
– Просто интересно. Не может же у вас не оказаться хотя быодной-единственной маленькой слабости!
– А у вас?
– Куча, – сказала Марина, улыбаясь. – Люблюнежных, слабых девочек, чтобы гнулись в руках, люблю высмотреть подходящегомальчика и трахнуть от души... Но больше всего люблю выигрывать. А вы?
Не отрывая взгляда от дороги, Петр сказал не без грусти:
– У вас это по молодости. Вы все еще играете. Ничего, потомсообразите, что служба – вещь скучная и монотонная.
– Возможно, – сказала Марина. – Пушка при вас?
– Да, вы же предупредили... Мы что, будем стрелять?
– Черт его знает, как все обернется... Остановите здесь, дальшевсе равно не проехать. Мотор можно выключить.
Петр огляделся. Окна ближайших домов светились метрах втрехстах от них, впереди темнела спокойная река, и на том берегу протянуласьдлинная полоса огней, освещенных окон и уличных фонарей. Почти на этом же самомместе она исповедовала Женю. Ну, что поделать, коли место удобное...
– У меня не так много времени, – сказала Марина, дляудобства слегка откинув спинку сиденья. – Можно, конечно, загонять вас вугол хитро поставленными вопросами, ловушки ставить... Но к чему нам этот цирк?Давайте не вилять. Вы мне сжато, откровенно расскажете, когда продалисьБородину с потрохами, какие задачи он перед вами ставил в последнее время, ну,а потом ответите на вопросы, которые обязательно возникнут.
– Вы с ума сошли?!
– Убого, – поморщилась Марина. – Нет в вашемвозгласе должного пафоса, искреннего возмущения, реплика звучит крайнефальшиво. Попробуете повторить уже с должной степенью наигранного возмущения?