- Поняла, - соплю я злобно. Сам нарядил меня в это непотребство, теперь еще и ругается.

- Там мастера пришли как раз, твоя смена будет. Опоздали, говнюки мажористые.

И вот меня прям сразу от этого определения торкает. Хотя, мало ли мажорстых дураков в городе.

Много. Очень много.

Выхожу, попадаю под перекрёстные взгляды прибывших мастеров. И выдыхаю обреченно.

Много мажоров. А вот Зверята – одни.

Ох и везучая ты, Элька.

Димас всегда считал, что жизнь умеет преподносить сюрпризы. Особенно, когда их нифига не ждешь.

Чаще всего неприятные, но иногда случается и наоборот. Самое прикольное, когда не ожидаешь ничего хорошего, а оно – вот оно! Хорошее!

Вот например, как сегодня.

Гоняли они с братом по всему городу за своей Котеной, гоняли… Злились. Названивали ей. Не догнали. Расстроились. Опоздали на работу, ненамного, но достаточно, чтоб старый хрен Геннадьич их поимел с премиальными.

А там – опа!

Радость нежданная!

В комбезике безразмерном!

С глазками кошачьими испуганными!

Стоит, понимаешь, смотрит!

Димас сразу же забыл про все на свете. И про день неудачный, с самого утра дерьмово начавшийся, потому что от папаши никогда ничего хорошего ждать не приходилось. Одни напряги вечно.

И про поиски их с братом.

И про злость на Котену, которая, применив свою обычную стратегию, просто свалила с места боевых действий, и ищи ее свищи.

Смотрел на хрупкую, особенно на контрасте с грубым рабочим комбезом фигурку, на губки, которые она нервно прикусила, на пальчики тонкие, неудачно пытающиеся соединить ворот, чтоб хоть немного прикрыть соблазнительно и беззащитно выглядывающие косточки ключиц…

Чувствовал, как тяжело бухает в груди сердце, как жмет ширинка джинсов, слышал рядом шумное дыхание Ромки, наверняка, точно так же пожирающего плотоядным взглядом их жертву…

Сглотнул вязкую слюну, облизнул губы.

Геннадьич, не замечая состояния братьев, продолжал их распекать за опоздание, потом обернулся, рявкнул на Котену, отправляя ее в глубь мастерской чего-то там протирать.

Перевел взгляд на Зверей, оценил их глаза дурные, не отрывающиеся от задницы его новой боевой единицы, помолчал, а потом выдал:

- Так, бля! Засранцы мелкие! Девку не трогать! Она тут от Бойца, и нужна мне живой! Узнаю, что яйца к ней катите, нажалуюсь Сергею Юрьевичу!

Димас переглянулся с Ромкой, усмехнулся его шальному виду, наверняка, точной копии выражения его лица в данный момент, потом они оба синхронно посмотрели на Геннадьича и нестройно кивнули.

Мастер еще немного их поизучал, вздохнул, махнул рукой.

- Идите переодевайтесь и к работе! Сегодня у вас две «Нивы» и одна «копейка».

Димас, с трудом выплывая из нереально грязных, порнографических картинок, уже заполонивших мозг, скривился. «Нивы» - это еще ладно. А вот «копейка» откуда нарисовалась? Не иначе, пенсионер какой-нибудь отрыл в куче хлама в гараже и приволок раритет.

Остаток рабочего дня, до десяти вечера, они почему-то с Элькой не пересекались. Хитрый гад Геннадьич просто ее к себе привязал и никуда не выпускал из поля зрения. Да еще и, похоже, беседу провел профилактическую, чтоб жопку свою в пределах досягаемости Зверей не держала.

Ну, с этим он, конечно, очень сильно опоздал, но все равно, страдания братьев от того, что они, находясь на одной территории с Котеной, ее не видели и не щупали, были ужасными.

Ромка, как наименее выдержанный, уже безостановочно матерился.

Димас пока держался. Поглядывал на брата, не успокаивая. Пусть душу отведет. Он и так с утра дохрена сдерживался. С отцом.

Папаша превзошел себя в этот раз.

Мало того, что их девочку громко шлюхой обозвал, а они с братом, слегка прифигев, не остановили, просто по опыту зная, что не стоит тормозить бронепоезд. Его следовало выслушать, дать выпустить пар, а потом выстраивать контраргументы.

И вот, пока давали отцу высказаться, пока успокаивали его и сами успокаивались, упустили девчонку.

Так-то ничего такого, нашли бы в любом случае, куда бы она от них делась, в конце концов?

Но плохо было то, что она наверняка слышала эпитеты отцовские, могла обидеться и поэтому свалить. И , судя по надутым губкам и взгляду, который совсем недолго побыл растерянно-испуганным, превратившись в очень даже злобный, так оно и было!

И, если папашу удалось в итоге заткнуть, хоть и обошлось это им хреновыми перспективами, то Котену теперь задабривай и задабривай… Хорошо, что Димас уже знал, как это можно сделать эффективней всего.

Он машинально менял масло в «Ниве», которое, судя по густоте и цвету, хозяин чуть ли не с самой покупки тачки не менял, ругался про себя и вспоминал отцовские слова.

- Вы, два придурка, только проблемы мне приносите! – выговаривал родитель, закуривая и злобно тыча сигаретой то в одного, то во второго сына.

Вообще, он, типа, не курил. И вел здоровый образ жизни. Но иногда, в моменты раздрая, не сдерживался. Например, при общении со сыновьями сигарета присутствовала практически всегда.

- Я понимаю, я , может, упустил вас… После того, как мама… - Тут он замолчал, опять нервно затянулся, - но, в конце концов, у вас все всегда было! Любые хотелки! Какого хера вы такие неблагодарные засранцы выросли? Я же чуть было не поверил… Я же хотел вас… Черт…

Он дотянул одну до фильтра, взял следующую.

- Что за баба у вас в той квартире? Бешеная какая-то…

Димас и Ромка переглянулись. Пожали плечами, опять-таки синхронно.

- Жиличка. Приехала из столицы, с мужем, что ли, развелась… - сказал Димас.

- Развелась, значит… - Отец задумчиво сощурился, словно вспоминал что-то, усмехнулся. Потом перевел взгляд на стоящего у окна Ромку, тоже с сигаретой, опять нахмурился, возвращаясь к распеканию сыновей, - я уже говорил вам, ваши гульки херово влияют на мою работу! Я не для того столько всего сделал, чтоб похерить из-за вас, говнюков! Еле удалось в этот раз интернет вычистить! Опять бы висели на первых страницах, придурки, со своей шлюхой! На кой хер понадобилось ее драть в общественном месте?

И тут Димас не выдержал все же.

Игнорируя Ромку, который в этот раз для разнообразия решил побыть спокойным, он сел на кровати, потянулся к штанам, потому что говорить то, что он хотел, с голой жопой как-то неправильно, нацепил, подошел к креслу, в котором сидел отец, внимательно наблюдавший за его телодвижениями, устроился напротив, на крае кровати и решительно глянул в темные, так похожие на его и Ромкины, глаза.