…А вот заснуть потом не удавалось долго. Это называется —нервы. Он вылез из постели, сел в кресло, аки Адам, и без каких-то тамособенных мыслей долго смотрел на безмятежно спавшую в его постели женщину,дай-то бог не последнюю.

На душе было муторно и грустно.

УРОНИЛИ МИШКУ НА ПОЛ…

Вертолет новейший, боевой, секретный уходил прямо кпакистанской границе, над выжженной солнцем серо-зеленой равниной, над трупамии догорающим вездеходом. Он летел ужасающе медленно, чуть ли не полз, и ничегоуже нельзя было сделать, потому что движения вдруг стали заторможенными искованными, словно увяз в грязи. Лемке так и не поднялся из-за камня, Данил немог понять, что с ним творится, где группа, почему никто не стреляет, а Мансур,странным образом совершенно живехонький, вдруг возник будто бы из ничего, изжаркого пыльного воздуха, блестя зубами, развернулся с автоматом наизготовку вего сторону. Данил уже понимал, что не сможет поднять оружие…

Он дернулся и вынырнул из кошмара, где все оказалосьнаоборот.

В кухоньке что-то негромко позвякивало. Данил ощутил уколдикой, невыразимой радости оттого, что поражение оказалось сном. Облегченновздохнул и смотрел, как из кухоньки идет Оксана в его джинсовой рубашке, сподносиком, свежая и совершенно нераскаянная на вид, идеально причесанная, безмалейшего следа утренней растрепанности, которую он в женщинах терпеть не мог,да и в себе тоже.

— Кофе в постель, — сообщила она, опустив подносик натумбочку.

— Это прекрасно, — сказал Данил. — А как насчетвоинствующего феминизма?

— Ну, должно же присутствовать женское начало? Классическое.Да и турецкие гены, не иначе, берут свое. Я так думаю, и султаншам приходилоськофе носить… — Она отступила на шаг, с интересом присмотрелась. — Ну как, тысебя не ощущаешь соблазненным и изнасилованным?

— Не дождешься, — проворчал Данил. — Ну, как там насчетзвона в ушах?

— Ох, как мне нравятся такие вопросики… Словно бы небрежнозаданные, а на самом деле с некоторой тревогой в подтексте…

— Боюсь я умных женщин, — сказал Данил.

— Так все боятся… Нет, не надо на меня вожделеющетаращиться. Что я люблю меньше всего, так это торопливую утреннюю возню, есть вней что-то неполноценное. А посему остынь. И чтобы ты не терзалсянеизвестностью, могу сразу успокоить: будет продолжение. Потом. Не вижу что-товосторга во взоре…

— А он — в глубинах души, — сказал Данил. Озабоченнонахмурился:

— Который час? Не хочется тебя компрометировать…

Она обернулась, уже в двери ванной:

— Приятно видеть, что не перевелись еще рыцари… Успокойся.

Скомпрометировать можно только того, кто боится, а я давноприучила окружающих: чего хочу, то делаю открыто, и плевать мне на болтунов…

Данил быстренько выпил кофе и, пока она плескалась поддушем, сходил навестить Беседина. На звонки в дверь никто не отреагировал,трубку тоже не сняли. Едва Данил опустил ее на рычаг, телефон взорвалсяазартной трелью.

— Мне бы Черского…

— Он самый, — сказал Данил. — Здравствуй, твоепревосходительство.

— Ты эти российские штучки брось, — сказал Басенок. — У настут товарищи генералы. Усек, оршанин?

«Вот то-то», — подумал Данил. Нормальный рутенскийнационалист, вознамерившись оскорбить северного соседа, непременно назвал быего оршанином — старая насмешка, пятивековой давности, и родилось она, когдапод Оршей рутенские войска, будем объективны к исторической правде, и в самомделе вдребезги расколотили рать московского князя. Оршанин, а не москаль,оскорбление «москаль» здесь совершенно не в ходу…

— Что молчишь?

— Подыскиваю адекватное оскорбление в ответ…

— Ладно тебе. У меня сегодня выходной образовался. Не хочешьна дачку проехаться? На посиделки ветеранов? Что-то я после твоего появленияностальгией захворал, так и тянет поболтать за былые кремлевские времена…

— Неплохо бы, — сказал Данил, подумав. — У меня тут дела напару часов, а после — совершенно свободен…

Пока они обговаривали детали, появилась Оксана утонченная ибезукоризненная, как это частенько случается, пришлось сделать над собойнекоторое усилие, дабы сопоставить утреннюю с ночной и напомнить себе, что этоодна и та же персона…

— Вот кстати, — сказал он, вешая трубку. — Не хочешьпроехаться на дачу, поскучать в обществе двух старых волкодавов?

— Когда?

— Часика через два.

— Увы… Это ты по здешним меркам — немаленькое начальство извысшего астрала, а у меня сегодня рабочий день… Давай вечером что-нибудьпридумаем.

— Вот, кстати, о работе… А прямо сейчас проехаться со мнойна Лукомскую?

— На т у квартиру?

— Ага.

— Это обязательно?

— Желательно бы, — сказал Данил. — Вдруг там чего-нибудь нехватает, или, наоборот, прибавилось… Только ты и сможешь оценить привычнымвзором.

— Ну, если надо… Только… Ты меня все же втягиваешь в вашиигры?

— Вряд ли, — подумав, сказал Данил. — Тебе ведь говорили,чтобы забыла про загородные поездки, а? Про город ничего такого не вспоминали?Вот видишь…

А про охрану я говорил серьезно, обеспечим.

Выйдя во двор, он огляделся и, увидев неподалеку, возлеограды детского садика, старенький «пазик», удовлетворенно хмыкнул. «Пищалка» вклимовской машине еще вчера была им четко локализована — засунули меж боковинойзаднего сиденья и кузовом. Так что Данил, отперев машину, мигом извлек чернуюгорошинку и, словно бы беспечно прогуливаясь, одним движением прилепил ее кбрызговику автобуса. Ручаться можно, получилось незаметно для возможногонаблюдателя. Пока разберутся, много воды утечет…

Что характерно, моторизованного хвоста и на сей раз неоказалось. По странной какой-то системе работали хвосты, пока не удавалось еепросчитать.

Искомый дом оказался в «хрущевском поясе» — стандартная иунылая кирпичная пятиэтажка среди таких же немых свидетелей кратковременноготриумфа кукурузы. Первым делом Данил направился в указанный Оксаной гараж и безмалейших усилий отпер хорошо смазанный замок.

С первого взгляда можно определить, что дедок, сдававшийКлимову эту клетушку, был аккуратистом и педантом. Ничего лишнего, никакогобесполезного хлама-мечта обыскивающего. В каких-то десять минут Данилуправился: осмотрел два ящичка с инструментом, потряс банки и канистры, ничегоне обнаружив внутри, перебрал стопу пыльных журналов в высоком ящике. Ничего.

Поднялись в квартиру. Однокомнатные хоромы. Мебель, конечно,дедова, а от Климова практически ничего и нет. Данил, как учили, начал осмотрот дверного проема по часовой стрелке — пустой шкаф, небольшая книжная полка,диван, стол…