– Чего потеряла?

– Ну, сошла с ума. Так часто бывает. Я в романах читал.

– Где-где читал?

– В книгах. Что, не помня себя, она разбила витрины и забрала вещи. И только потом опомнилась, хотела сама в полицию пойти, чтобы всё вернуть, но уже была ночь.

– Думаешь, ей поверят?

– Конечно, поверят. Они же знают, кто убийца, и уже его ловят. А все украденное находится в сыскной.

– Хорошо, пойду тогда на Морскую.

– Значит, нам по пути.

У входа в гимназический садик Володю поджидал Федя.

– Как там твоя мама? – первым делом спросил друга Тарусов.

– Все в порядке, с утра уже пироги напекла. На перемене попробуешь. Она с собой их дала.

– А с чем пироги?

– С капустой.

– С капустой я люблю. Давай прямо сейчас.

Федя полез в ранец.

– Кешке тоже достань, – велел Володя.

– Нет-нет, я утром объелся, – в первый раз в жизни отказался от еды Кешка.

– Он что, с тобой? – удивился Федя, разглядывая бедно одетого мальчика с трехпалым крюком на палке.

– Ой, я вас не познакомил. Федя, Кешка.

И крючочник протянул Феде руку. Пришлось её пожать.

– Приятно познакомиться, – сказал Кешка. – Ладно, ребята, мне пора.

– Нам тоже, – сказал жевавший пирожок Володя. – Слышишь, звонок звенит?

Гимназисты побежали к входу, а Кешка пошел к Пантелеймоновскому мосту. По дороге он нагнал колонну задержанных вчера в Литейной части подозрительных личностей, в которой, что-то насвистывая себе под нос, шагал и Викентий. Колонна в сопровождении двух городовых направлялась в сыскное отделение.

На всякий случай, чтобы вдруг и его не присоединили к задержанным, Кешка перешел на другую сторону улицы и пошел вдоль Летнего сада, где среди вековых деревьев гуляла почтенная публика: бонны с детьми, купчихи с дочками, отставные военные. Кешка бы и сам там с удовольствием погулял, но таких оборванцев туда не пускали, за этим строго следил стоявший у ворот городовой. Но сейчас он куда-то отлучился, и у Кешки мелькнула мысль «А не войти ли вовнутрь?» Говорят, что там продают самое вкусное в мире мороженое. Размышления мальчишки прервала трель полицейского свистка. Кешка повернул голову направо и увидел, что по аллее сада бежит прилично одетый господин, а за ним на расстоянии десяти шагов мчится с криком городовой:

– Держи вора!

Господин выбежал из ворот и повернул в сторону Марсова поля.

– Держи, уйдет! – заорал запыхавшийся городовой, который отставал от преступника уже шагов на пятнадцать.

Его призыв услышали городовые, сопровождавшие задержанных. Они побежали в погоню за воришкой, а их подопечные бросились врассыпную. Приятель Кешки Викентий побежал обратно к Фонтанке, Кешка рванул за ним.

Летом широкая Фонтанка заставлена по обеим сторонам баржами, на которых перевозился различный товар. Поэтому вся набережная была загромождена бочками и штабелями ящиков, за одним из которых и спрятался Вика. Если бы Кешка за ним не проследил взглядом, ни за что бы его не нашел.

– Привет! – сказал он, протискиваясь между ящиками.

– Кешка? А ты откуда взялся?

– За вами шел. Вас в сыскную вели?

– Ага, на сортировку.

Словечко это Кешка знал – все добытые из помойных ям тряпки им с мамкой приходилось раскладывать по кучкам: в одну ситец, в другую хлопок, в третью лён ну и так далее. Но как сортируют людей, он себе не представлял.

– А как людей сортируют?

– Дык очень просто. Ежели мелочь украл – к мировому судье, если что-то крупное или зарезал кого – к следователю Окружного суда, ну а нас, нищих, – в нищенский комитет.

– Так ты же на грабеже попался?

– Я что, дурной в том признаваться? Сказал приставу, что милостыню просил. Не то бы меня к мировому судье, а оттуда в арестный дом. А в нищенском комитете пожурят, предложат ремеслу пойти обучаться да и отпустят восвояси. А у тебя как дела? Куда шел?

– Тоже в сыскную. С мамкой свидание просить.

– Ты что, рехнулся? Тебя полиция по всему городу ищет.

– Врешь!

– Век воли не видать. Когда вчера меня в Литейную часть привели, там агент из сыскной сидел. Толстый такой. С виду чиновник. И плакался городовым, что не сумел тебя догнать. Сказал, что ты на Сергеевской вскочил в пролетку и был таков. Было такое?

– Было.

– А приказ тебя поймать отдал сам Крутилин.

– Зачем я ему?

– «Чиновник» сказал, что это ты ростовщика убил.

– Я никого не убивал.

– Ты это Крутилину расскажи… Слушай меня внимательно. Нас обоих ищут. Но ты светленький, я темненький. У тебя палка с крюком, я обхожусь без неё. Давай одеждой махнемся? А? Агент-то тебя именно по одежде и узнал.

Кешка оглядел Вику. И рубашка, и портки у него были много хуже тех, что он купил у старьевщика. Сапог же не было вообще. Не врет ли ему Вика? Может, просто хочет приодеться за Кешкин счет? А вдруг нет? Ведь агент сыскной был на другой стороне улицы и очень похоже, что по одежде его и узнал. Если Кешка наденет другую, то станет «невидимым» для полиции.

– Давай. Только сапоги не отдам.

Сказано – сделано. Тут же в щели между рядами ящиков приятели и переоделись.

– Ночевать-то придешь? – спросил Вика.

– Вряд ли. Я другое жилье нашел, – ответил Кешка, но подробности рассказывать не стал. – Ладно, свидимся.

На Большую Морскую Кешка не пошел: раз его ищет сыскная, соваться самому туда опасно. А так как до трех часов пополудни было ещё далеко, он решил сходить на Долгуши – спрятать в дупле часть выручки и забрать оттуда медальон.

Как найти сына Александра Ивановича Чванова, он понятия не имел, но надеялся, что Соня ему в этом поможет.

* * *

Приехав ночью в «Баден-Баден», Дерзкий потребовал два стакана водки, выпил их залпом и рухнул на кровать. Хотел было хорошенько выспаться, но в семь утра, как только за дверью начали шнырять коридорные, проснулся. Заказав яичницу и пару пива, Чванов принялся снова размышлять над мучившим его вопросом: где второй медальон? До вчерашнего вечера он надеялся, что в сыскной. Но там его не оказалось. Зато обнаружились иконы. Брат же Александр был человек богобоязненный и в заклад их никогда не брал. Значит, Ефросинья с Иннокентием обчистили и киот.

Киот, киот…

Брат, начиная с детства, прятал за иконами самое ценное. Мол, Бог убережет от пропажи. Медальон, как и портрет, были единственной памятью об отце. Значит, был брату дорог. Дерзкий надеялся, что медальон он хранит в несгораемом шкапу, но там его не оказалось. А вот заглянуть за иконы ему не привелось. И раз их похитили крючочники, медальон