Евгений последовал моему призыву и взглянул. Кот флегматичнолежал там, куда его бросил Даня — на полу. Складывалось впечатление, что онупал замертво, он даже не дышал, так ему было лень.

— И что? — ничего не понял Евгений.

— А то, что он рыжий и прекрасно сочетается с моей рыжейгривой, — уже настраиваясь на рабочий лад и хищно осматривая холл, сообщила я.— Будешь снимать нас на фоне той колонны.

— Становись, — скомандовал Евгений, послушно хватая в рукифотоаппарат.

— Что значит — становись? — возмутилась я. — Тащи лестницу!

— Лестницу? — изумился он. — Зачем?

— Боже, какой ты бестолковый! За тем, что я хочусфотографироваться наверху, на фоне верхней части колонны!

Евгений (видимо не стоило на него так много кричать) началзаводиться. Сначала он покраснел и поиграл желваками, что всегда было плохимпризнаком, потом засопел и тишайшим, обманчиво нежным голосом сказал:

— Со-ня, это колонна. Посмотри на неё. Она круглая. Со всехсторон. И снизу, и сверху одинаковая. Какой смысл лезть так высоко?

Я слегка струхнула, ещё запустит в меня своим аппаратом иуйдёт домой, но все же решила не сдаваться и нагло заявила:

— А мне что за дело? Меня вообще интересует не колонна, акот и я сама. Хочу, чтобы ты снимал нас снизу и все выглядело так, словно ялечу с котом на плече. Понимаешь? Ну, чтобы выглядело так, словно я ведьма. Я иплатье чёрное для этого надела, да и Тамарка постаралась, затаскала меня помагазинам так, что я и без грима ведьма. Короче, я так вошла в образ, что глупоне лезть наверх. Ты понял? Хочу, чтобы читатель поверил в то, что во мне естьнечто демоническое, ведьмическое. Понимаешь?

— Понимаю, — вздохнул Евгений. — Жаль, что читатель не можетслышать твоего голоса, тогда бы у него не осталось сомнений в том, кто ты.Настоящая ведьма, — с этими словами он пошёл в сарай, там Тамарка хранилалестницу.

Когда лестница была принесена и приставлена к колонне, ясхватила на руки кота и полезла с ним по ступеням. Лестница, должна сказать,была прекрасная, как и все в доме Тамарки. Очень устойчивая, с широкимиступенями, так что я совершенно не опасалась сверзнуться вниз. Одна беда, кот.Он был так тяжёл, что я с трудом волокла его за собой. Спасибо, что он несопротивлялся и безропотно сносил все мои издевательства, иначе, даже не знаю,как удалось бы мне добраться до верха. Однако, когда я была уже близка кпотолку, испугался Евгений.

— Соня, Соня, хватит, — закричал он. — Тормози!

— Ты ничего не понимаешь, — возразила я. — Нужно, чтобысоздалось впечатление, что мы с котом под потолком парим…

И в этот миг кот неожиданно оказал сопротивление, онкатегорически не хотел парить. Более того, он выпустил когти. Взвыв от боли, япулей вознеслась на последнюю ступеньку и подняла над головой кота, так, чтоего задние лапы оказались на моем плече. Я хотела добиться эффекта, будто котстоит на двух лапах, но добилась совсем другого. Кот вырвался и прыгнул мне наголову. Признаться, я не ожидала такой прыти от столь непутёвого организма изакричала:

— Женька, скорей снимай, прекрасный кадр!

— Но кот же у тебя на голове, — изумился Евгений.

— Пусть будет так, это тоже хорошо, — заверила я.

Евгений наставил на нас фотообъектив, но я ясно видела, чторакурс он взял не тот и возмутилась:

— Что ты делаешь? Левей! И ниже! Я хочу, чтобы создавалосьвпечатление, что мы в полёте. Понимаешь? Читатель должен думать, что я лечу…

И я полетела… Ошалевший от страха кот издал душераздирающийвопль, дёрнулся, он был слишком тяжёл, я потеряла равновесие, резко сдвинуласьтуда, куда просила зайти Евгения, лестница накренилась и… мы полетели:лестница, я и кот. Кот по непонятной причине не пожелал сойти с моей головы ипри этом царапал когтями мои щеки нещадно…

Так, вместе с котом я приземлилась, по пути зацепив скулойза что-то и набив себе неподражаемый фингал. Секундой позже приземлиласьлестница, подарив мне второй фингал.

Лестница упала прямо на нас с котом. Кот, оказавшись наполу, там лежать и остался, а я вскочила и, негодуя, понеслась на Евгения.

— Я сделал несколько отвальных кадров, — восторженно сообщилон, а я вместо восклицательного знака залепила ему пощёчину.

Пощёчиной я не ограничилась, от злости я пару раз лягнулаего и помчалась к зеркалу смотреть на результат полёта. Результат превзошёл всеожидания: от моего лица не осталось живого места. Впрочем, нет. Нос,центральная часть лба, губы и подбородок сохранились неплохо, а вот щеки! Боже!Щеки представляли собой подобие фарша. Во всяком случае крови было больше, чемв говяжьем фарше. Глаза…

Впрочем, глаз не было видно. Их закрывали фингалы. Каким-тонепостижимым образом я обросла ими в полёте, и от этого мой взгляд на жизньприобрёл похоронные краски.

— Изверг! — завопила я на Евгения. — Что ты со мной сделал?Ты не мог поймать лестницу? Или, на худой конец, меня? Ах, да, — притворновспомнила я, — ты действительно не мог. Ты же в это время увлечённо щёлкал фотоаппаратом!Папараци чёртов! Я убью тебя! Убью!

С этим воплем я понеслась на Евгения.

— Соня, прости, я творческий человек, — убегая, оправдывалсяон, — ну не совладал, не совладал с собой, увлёкся, Соня! Прости!

Горе моё достигло опасного предела, и догонять Евгения япередумала. Бог знает что я могу с ним сделать? Вдруг и вправду убью? Вместоэтого я уселась на пол и завыла.

— А-ааа! Что я теперь покажу моему читателю-юю! — выла я. —Фарш на щеках и фингалы?! А-аааа! А я-то мечтала, что выступлю на плече скотом, вся воздушная, вся прекрасная, неотразимая, что читатель увидит меня,восхитится и воскликнет: «Ах, что за чудо! Что за прелесть! И что за красота! …И… что… эта… дурочка… может… написать… приличного? В этой же головке непредусмотрено мозгов!»

Мои слезы мгновенно высохли.

— Это сам Бог спас меня от необдуманного поступка, —лихорадочно зашептала я. — Конечно, нельзя читателю показывать свою красоту,этак он меня уже заранее раскритикует, ещё без причины.

Евгений обрадовался и закричал из-за колонны, куда я загналаего:

— Вот видишь как хорошо все получилось!

— Молчи, изверг, — для порядка прикрикнула я, хотя абсолютнобыла с ним согласна.

Более того, я подумала: «И день рождения, слава богу,отпадает. Не хватит же совести у Тамарки тащить меня к своему ФролуПрокофьевичу. Я там всех гостей распугаю.»

— Поехали домой, — скомандовала я.

Евгений вышел из-за колонны и с ужасом воззрился намертвецки спящего кота.