Мы прошли.

— Фролушка пришёл! — крикнула вглубь квартиры Изабелла, и всежены мгновенно слетелись.

Первой прибежала Зинаида со своим облезлым париком,прозванная по месту рождения пензючкой. Она родом из Пензы.

Зинаида хотела, как обычно, броситься на шею ФролуПрокофьевичу, но увидев меня, смутилась и украдкой что-то шепнула Изабелле.

— Не знаю, — буркнула та.

Потом прибежала Татьяна, четвёртая жена. Увидев меня, онатоже остановилась, как вкопанная, и что-то шепнула Зинаиде.

— Понятия не имею, — зло ответила Зинаида.

За Татьяной в переднике и с половником прибежала пятая жена— Полина, которая на правах самой последней жены больше всех хозяйничала вквартире. Видимо, ещё не отвыкла.

Полина тоже была не прочь облобызать Фрола Прокофьевича итоже наткнулась на меня, не зная как себя вести.

— Это кто? — довольно громко шепнула она Татьяне.

— Даже не представляю, — промямлила та.

Следом за Полиной явилась моя Тамара, правда уже с другойстороны. Фрол Прокофьевич не обманул — входную дверь Тамара открыла своимключом, что Фрол Прокофьевич сопроводил выразительным взглядом. Я сочувственнокивнула.

На правах самой старшей жены Тамара могла позволить себефамильярность, поэтому не обращая внимания на меня, она закричала:

— Прокопыч, извини, я опоздала, — и она расцеловала его вобе щеки, оставляя яркие следы губной помады.

Лишь после этого она пристально оглядела меня и почти вполный голос спросила у Изабеллы, которая была к ней ближе всех:

— Что это за чучело?

Я сразу поняла, кто здесь самый опасный враг и успокоилась,потому что с Тамаркой ещё с детства научилась разбираться.

— Девочки, — закричала я, — расслабьтесь! Возможно вы ещё незнаете, но мы уже почти родственники!

— Сонька! — радостно завопила Тамарка, кидаясь ко мне нашею, что было не очень приятно, поскольку падение с лестницы сопровождалось ещёи ушибами по всему телу. — Сонька! Вот же кикимора! Очки нацепила! И шляпу!Обалдеть!

Сообразив, что это я, остальные жены последовали моемупризыву и расслабились, и вздохнули с облегчением, и разулыбались, а Тамаркаподбоченилась и уже властным тоном произнесла:

— Мама, ты невозможная! Так вырядиться! Ты где взяла такуюшляпу? И костюмчик! Зашибись!

Фрол Прокофьевич рискнул подать голос.

— Между прочим, — сказал он, — вы собрались на мой деньрождения, а не на бабские посиделки. Я есть хочу. Сядем мы за стол или нет?

— Ха! Сам опоздал, и сам же выступает! — хохотнула Тамарка.

— Сядем-сядем, — заверила Полина и повела всех на кухню.

Всех, кроме меня, Фрола Прокофьевича и Тамарки. Тамарка направах старшей жены от кухни увиливала систематически. Мы отправились вгостиную и уселись за частично сервированный стол.

— Черт возьми какая шляпа! — под довольную улыбку ФролаПрокофьевича сообщила Тамарка. — Прокопыч, правда?

Бедняга хотел выразить своё мнение, но Тамарка его грубооборвала:

— Да, ладно, молчи, ты все равно в этом не фига непонимаешь.

— Понимает, — вступилась я. — Ведь он её мне и подарил.

Не буду рассказывать, что стало с Тамаркой, точнее, с еёглазами. Легко представить, куда они переместились. Слава богу, отреагироватьона не успела, потому что «кавалькада» из жён продефилировала в комнату. Укаждой жены в каждой руке было по два блюда. Блюда дружно легли на белоснежнуюскатерть, а жены расселись по своим местам.

Должна сказать, что готовились на день рождения ФролаПрокофьевича исключительно его нелюбимые блюда. Все, что он терпеть не мог,было там, и все настоятельно ему рекомендовалось для его же здоровья. В этомзаключалась тонкая женская месть.

Несчастный Фрол Прокофьевич сидел в центре стола. По еголевую руку оказалась Тамарка, по правую я. Он, обречённо вздохнув, разлил побокалам шампанское, которое потреблять категорически не мог из-за проблем сжелудком, но которое ему опять же настоятельно рекомендовали взамен коньяка иводки. Естественно, все запреты делались из самых лучших побуждений, что итолкало чувствительного Фрола Прокофьевича им следовать себе во вред.

Так, следуя запретам, он налил шампанского и в свой бокал,после чего по традиции первым сказал речь. Я думала, что он скажет о нашемрешении, ну о том, что мы собрались пожениться, и напряглась, но он лишьвыразил своё удовлетворение тем, что согласно традиции в этот знаменательныйдень про него не забыли и, как обычно, окружили заботой и любовью.

Когда речь закончилась, все дружно зааплодировали с криками«молоток!».

— Так выпьем за нашего драгоценного Прокопыча! — гаркнулаТамарка и осушила свой бокал стоя.

Остальные последовали её примеру. Я решила, что для меня этолишнее и на правах невесты осталась сидеть.

После этого первого торжественного бокала все жены, несговариваясь, дружно предпочли водочку. Фрол Прокофьевич, как обычно, несколькораз робко порывался тоже перейти на водочку, но его сурово одёргивали всейсемьёй. Он виновато смирялся, понимая, как пекутся о его здоровье. Не желаярасстраивать жён, он продолжал пить шампанское, вконец расстраивая свойжелудок.

Когда после первой закусили, понеслись традиционные тосты,которые из года в год повторялись с удивительной монотонностью. Как обычно,начинала поздравления последняя жена — Полина, так сказать в обратном порядке.

Полина, если не слишком придираться, самый подходящийэкземпляр для брака. Мало того, что она обожала развешивать тряпки по всейквартире: шторы, ковры, скатёрочки и салфеточки, она маниакально любила теретьполы и кастрюли и умела за одну минуту уговорить мужа сделать то, что он неспособен сделать по своей природе.

К тому же Полина была помешана на сексе. Не знаю, как этопроявлялось в постели, но в частной беседе ей равных не было. К всеобщемуудивлению, Полина прекрасно управлялась не только с мужем, но и с автомобилем.Она была прекрасным водителем и отлично знала нутро своего «Форда».

Внешне Полина была воплощением уюта — этакий милый розовыйпоросёночек, круглый от бёдер до ногтей и невероятно симпатичный.

Кстати, круглым у Полины был даже голос. Казалось, онвыкатывается из её круглого рта. Правда, до тех пор, пока Полина незанервничает или не разволнуется, тогда голос тут же поднимается до писка. Людисо слабыми нервами в её присутствии просто страдают, мне же это — тьфу! Мнехоть ножом по тарелке, я и ухом не поведу. Впрочем, к сожалению, я не о себе, ао Полине.