Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды утром Элина прочла в газете, что Йоусия получил главный приз на Национальном биеннале молодых художников. Вихрь мыслей захватил ее, она рассеянно уперлась взглядом в колени. Наконец, очнувшись, Элина взглянула на мать. Ее глаза были открыты. И рот. Элина позвала маму, но та не ответила. Она была мертва.
– Подожди, – сказал Сова.
– Что?
– Смотри.
Свеча давным-давно погасла. Сова сидел за кухонным столом и вглядывался в окно, широко раскрыв глаза и затаив дыхание. Элина проследила за его взглядом. Там, где кончался хлев, со стороны болота, стояла темная фигура, голова которой находилась вровень с коньком старой сауны. Это был тарарам. Он смотрел к ним во двор, на их дом. Одну руку он положил на перила старой сауны, словно хозяин, осматривающий свои владения. Тарарам задрал лося, содрал с него окровавленную шкуру и завернулся в нее. Копыта мертвого лося свисали с плеч. Никто не знал, почему тарарамы так одичали. Когда-то они пасли животных, сажали леса и вырубали их, преобразуя окружающий мир по своему вкусу. Но потом что-то пошло не так.
Тарарам издал жалобный стон и посмотрел назад, как будто его кто-то позвал. Потом повернулся и пошел по берегу вниз. Сова и Элина подкрались к окну гостиной, выходившему на болото, и стали наблюдать за тарарамом. Тот шагал по топкой почве, затем перепрыгнул через канаву и вошел в заросли ивы, доходившие ему до подмышек. Дальше побрел через кустарник, высоко подняв руки и широко раскинув их в стороны.
За ивняком начинался густой ельник. Тарарам отогнул деревья, освобождая себе путь, и вошел в лес. Только по раскачивавшимся верхушкам можно было понять, куда он направляется. Потом и деревья замерли, тарарам исчез.
Сова и Элина сели в гостиной на диван.
– Такие дела, – сказал Сова и посмотрел на девушку. – Продолжай.
Элина не ожидала, что Йоусия придет на похороны. Она удивилась, увидев его сгорбленную фигуру на задней скамье в часовне. Йоусия похудел. Взгляд – безразличный и затуманенный. На поминках в Юлияакко Йоусия ни минуты не мог удержаться на месте. Пробираясь на улицу покурить, он натыкался на других гостей, потом уронил на пол кусок своего смёргасторте[21], наступил на него, поднял ногу и разразился неестественным безрадостным смехом. Присутствующие на похоронах избегали его. Людей собралось много, потому что мать Элины была фигурой загадочной и даже вызывала у многих страх, ее кончина не оставила равнодушным никого в поселке. Эфраим тоже пришел. Он было поздоровался с Йоусия, но тот молча отвернулся. Наконец Элина отвела Йоусия в свою комнату и сказала, что ему следует либо взять себя в руки, либо уйти. Йоусия ответил, что он никому не мешает.
– Мешаешь. Люди, едва завидев тебя, боятся, что ты их сшибешь.
Йоусия пробормотал что-то, но Элина не смогла разобрать слов.
– У тебя вон и воротник задрался.
Она подступила к Йоусия и поправила ему воротник на пиджаке.
– Ты всегда обо мне заботилась, – сказал Йоусия.
– Не говори глупостей.
– И перья собрала.
Элина посмотрела Йоусия в глаза и спросила:
– Наш уговор еще в силе?
Йоусия, казалось, удивился. Он словно не понял, что Элина имеет в виду.
– Конечно, разумеется.
Йоусия развел руки и неловко попытался обнять Элину. Его неестественность вызвала у нее отвращение. Эта расхлябанность. Запах. Ей вспомнился Яри, его неуклюжесть, безответственность, незрелость. Она оттолкнула Йоусия.
– Ничего, – сказал Йоусия. – Нет проблем.
– Ты вообще понимаешь, о чем мы с тобой говорим?
Йоусия уставился в стену.
– Побудь здесь немного, – сказала Элина. – А если не можешь находиться с другими людьми, уходи.
Элина вернулась в гостиную, села рядом с отцом. Все поминки отец просидел, сгорбившись в уголке дивана и вглядываясь в щели между досками в полу.
Отец, который всю жизнь был уверен, что все всегда складывается к лучшему. Когда умерла мать, от оптимизма отца почти ничего не осталось, он почернел и скукожился, как померзшие листья георгина. Стал непрерывно пить и уже никогда больше не покидал Юлияакко.
Через два года после смерти матери у отца случился инсульт, и он умер. Для Элины это не стало сильным потрясением. В каком-то смысле она потеряла обоих родителей одновременно.
Элина договорилась с Совой, что он будет присматривать за фермой Юлияакко, пока Элина заканчивает последний курс института. Вернее, до тех пор, пока Элина не решит, как собирается жить дальше.
Осенью, когда Элина училась на пятом, последнем, курсе, через месяц после похорон отца, после увлекательной лекции по планированию лесопользования, в вестибюле ее остановил парень, одетый в серую толстовку с капюшоном. Он представился Туомасом и сказал, что недавно поступил сюда учиться. Куратор Туомаса обещал ему провести ознакомительную экскурсию по институту, но Туомас прождал уже полчаса, а тот все не приходил. Туомас назвал Элине имя куратора и спросил, не знакома ли она с ним. Элина извинилась и ответила, что знает только своих однокурсников и преподавателей.
Туомас улыбнулся и поблагодарил. Что-то в манере этого парня вести себя и в его простом «спасибо» тронуло Элину. Она подумала, что сейчас ей предстоит в одиночку идти домой, где у нее, в общем-то, нет никаких дел.
И она сказала, что может сама провести экскурсию по институту. Если, конечно, Туомаса это устраивает.
– Четко, – обрадовался Туомас.
Элина засмеялась.
– У нас в Лапландии так в школе говорили.
– Я с западного побережья.
Элина провела подробную экскурсию, а потом они отправились пить кофе. В Лапландии Элина привыкла во время разговора смотреть мимо собеседника или себе под ноги. На стену, на небо, или блуждать взглядом по двору. Но, болтая с Туомасом, Элина все время смотрела ему в лицо. Оно походило на безупречно вымытое окно. Элине казалось, что через это окно она заглядывает внутрь Туомаса, в его душу, и в то же время видит свое собственное отражение. И оно не было ей неприятно.
Она рассказала Туомасу о смерти своих родителей, об Йоусия и идиотском соглашении, которое они заключили. Туомас не осуждал ее, а просто заметил, что все это кажется жутковатым.
– Да, – согласилась Элина.
– Просто дикость.
Она постучала ногтем по чашке.
– Точно.
Вдруг Элина засмеялась.
– Ты что? – спросил Туомас.
Элина хохотала и не могла остановиться. Туомас протянул
