– Три года проработало, не больше. В девяносто первом оно закрылось. Как началось это все…

– Закрылось или сменило место?

– Совсем закрылось. – Она покачала головой. – Коллектив хороший был, и начальство. Беда, да и только!

Затронутая тема оказалась весьма кстати, и Анна ее продолжила:

– Вот вы говорите, коллектив был хороший. А кто у вас работал кондитером? Помните?

– Сначала Нонна Ивановна, но она и полгода не проработала. Потом пришел Сергей. Вот уж мастер был, так мастер! Любой позавидует! Хоть эклеры, хоть корзиночки, хоть бисквитные торты. Все – пожалуйста.

– Фамилию помните?

– Не то Батянин, а не то Болтенков…

– Какого он был возраста? – спросил Павел.

– Тогда? Лет двадцать пять, не больше.

– А как выглядел, помните?

– Невысокий, плотненький. Бывало, крутится у печи, раскраснеется, да еще и споет. Улыбчивый был, веселый.

– А волосы? – перебила ее Анна. – Волосы какого цвета?

– Брюнет.

– Ну а как человек? Хороший?

– Почем же я знаю? На работе вроде хороший, а как для семьи, не скажу.

Уцепившись за упоминание о семье, Павел спросил:

– Сергей был женат?

– Женат вроде не был. Жил с женщиной, она родила сына как раз перед тем, как он уволился из «Сытого Гуся».

– Когда это произошло?

– Уволился когда? – не поняла Тамара Петровна.

– Когда уволился и когда родила его сожительница, – уточнила Анна.

– Сергей уволился буквально за день до Нового года. Запомнила потому, что это случилось в горячую пору. Выпечку и торты, пока не приняли другого кондитера, пришлось делать мне.

– А когда родила его сожительница?

– Помню точную дату – двадцать пятого декабря, в мой день рождения. Мы как раз его на кухне отмечали, когда Сергей притащил ящик шампанского.

– В каком роддоме она рожала?

– Думаю, в Николаевке. Они где-то там снимали квартиру, – сказала Тамара Петровна.

Анна включила телефон и открыла карту:

– Это на окраине города?

– Северо-запад.

– После увольнения Сергея виделись с ним? – спросил Платонов.

Тамара Петровна покачала головой:

– Нет, никогда. Поговаривали, что он с этой женщиной и сыном уехал в другой город.

Закончив разговор и уже попрощавшись, Анна вдруг обернулась:

– Не было ли в нем чего-то особенного?

Тамара Петровна ответила ей с улыбкой:

– Женщин сильно любил, паршивец, и зимой без шапки ходил, какой бы ни стоял мороз. Всегда говорил, что кровь хорошо греет.

В управление они вернулись уже с намеченным планом действий. Анна созвонилась с Николаевским роддомом и договорилась о встрече с главным врачом. И хоть зона поиска сузилась, не было никакой гарантии, что, потратив время, они найдут в старых записях медучреждения роженицу, о которой говорила Тамара Петровна. Поэтому Анна поручила Платонову отправиться в областной архив, изучить отчетность кафе «Сытый Гусь». Возможно, им повезет и он отыщет паспортные данные кондитера.

Еще одна новость появилась в самом конце дня, когда все сотрудники уже собрались разойтись по домам. Ее принес Бернарделли, точнее, положил на стол перед Анной заключение экспертизы ДНК. Согласно ему, полностью исключалось то, что на лезвии ножа, которым убили Панину, была кровь Ускова.

– Этому можно верить? – спросила Анна.

Бернарделли оскорбленно ответил:

– Ваше право считать меня подлецом, но сотрудников лаборатории, которые проводили анализ, вам обвинить не в чем.

В роддом Анна приехала рано. Всю ночь ей плохо спалось, и она с радостью встретила наставшее утро. Нервное напряжение и переработка давали знать о себе. Думая об этом, Анна себя успокаивала: «Вот только закончу дело и сдам новую книгу, устрою себе отдых».

Дежурная нянечка нарядила Анну в белый балахон шестьдесят второго размера – меньшего не нашлось. Пришлось оставить в гардеробе обувь и надеть больничные тапки. В этих доисторических раритетах Анна дошаркала до кабинета главного врача родильного дома. Открыв дверь, сразу же поняла, что ее представление о внешности главного врача, сложившееся в ходе телефонного разговора, оказалось в корне неверным. Услышав в трубке нежный, практически детский голос, Анна представила, что говорит с женщиной акварельной внешности.

На деле вышло иначе. Войдя в кабинет, она увидела толстую врачиху с лицом, утыканным оспинами.

Анна подошла и представилась:

– Следователь Анна Стерхова.

– Меня зовут Виктория Павловна, – нежным голосом проворковала главврач. – Документик, пожалуйста, предъявите.

Стерхова развернула служебное удостоверение:

– Прошу, вас. Смотрите.

– Присаживайтесь. Так что вас, говорите, интересует?

– Мне нужен список рожениц за двадцать пятое декабря тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

– Вот, значит, как… – Виктория Павловна потупила взгляд. – Видите ли, Анна Сергеевна, такая информация по регламенту хранится в медучреждении всего двадцать пять лет. Вы опоздали на семь лет. Вот если бы раньше…

– Понятно. – Анна сняла со спинки стула свою сумочку и собралась встать, однако главврач остановила ее вопросом:

– Если не секрет, о чем идет речь?

– В общем или конкретно?

– Ну, предположим, в общем.

– Разыскиваем серийного насильника и убийцу женщин.

– Да что вы?! – ахнула Виктория Павловна. – При чем же здесь мы? У нас мужчин не бывает.

– Двадцать пятого декабря тысяча девятьсот восемьдесят девятого года в этом роддоме родила сына его сожительница.

– Ах вот оно что! – Главврач понятливо улыбнулась. – Так это ж другое дело!

Она поднялась с кресла, вышла из-за стола и направилась, буквально покатилась, на коротеньких толстых ножках к металлическому шкафу. Порывшись в нем, главврач достала амбарную книгу и шлепнула ее на стол перед Анной:

– Вот, пожалуйста.

– Что это?

– Здесь все записи за конец восемьдесят девятого и за начало девяностого.

Не веря своей удаче, Анна проронила:

– Но вы же сказали…

– Спасибо Броне Хаимовне Шнайдер.

– Кто это?

– Она заведовала нашим роддомом в течение сорока лет, с тысяча девятьсот шестьдесят пятого по две тысячи пятый год, и после пожара в семидесятом году распорядилась ввести двойную регистрацию рожениц. Вот вам, пожалуйста, хоть и в сокращенном виде, но кое-что сохранилось.