– Не втягивай меня в демагогию. Ответь на конкретный вопрос: что за подковерные игры ты устроила с моими сотрудниками?

– Кого конкретно ты имеешь в виду? – спросила Анна.

– Ускова, Краюшкину, Бернарделли.

– Ты сам отдал их в мое распоряжение. Идет расследование сложного дела, объединившего пять эпизодов с временным разбросом в тридцать два года.

– Ты приказала Краюшкиной совершить должностной проступок. Теперь ей и ее подруге грозит дисциплинарное взыскание вплоть до увольнения.

Анна застыла с широко раскрытыми глазами:

– Впервые об этом слышу.

– А вот актриса из тебя никудышная. Напрасно стараешься, мне все известно. На какой ляд тебе понадобилась фотография Ускова из личного дела?

– Ты ведь не думаешь, что я храню ее в бумажнике или поставила в рамке на тумбочку? Его мерзкую рожу я лицезрею каждое утро.

– Брось валять дурака! – прикрикнул Стратонов.

– Ого! – отреагировала она с каким-то нездоровым весельем.

Стратонов схватил ее за руку и прошипел:

– Давай-ка поосторожнее… Ты даже не представляешь, на что я могу пойти ради…

– Карьеры? – поинтересовалась она и сама ответила: – Представляю.

– Буду с тобой честен…

– Тебе это не свойственно.

– Не перебивай! – Взяв себя в руки, Стратонов продолжил: – У меня есть перспектива получить высокую должность и перебраться в Москву. И если ты хотя бы попробуешь мне помешать, я тебя уничтожу.

– Мне больно…

– Что?

– Отпусти руку! Мне больно! – Она вырвалась и указала на дверь: – Уходи!

Странные чувства испытывала Анна, разглядывая через лупу снимок, сделанный дедом Колодяжной. На нем была комната, освещенная полуденным солнцем. На полу – белые линии абриса, которым отмечают положение трупа, размазанная и местами запекшаяся кровь. Однако, если взглянуть повыше, видны детские туфельки и ноги девочки. Она стоит в домашнем байковом платье, прижавшись спиной к стене, и смотрит в объектив потерянным взглядом.

Переместив лупу ниже, Анна различила в кровавых разводах буквы, которые оставила умиравшая Панина. Ошибки быть не могло: «Г» и «У».

– Эх, лупу бы помощнее…

Она перенесла фотографию к окну, положила на подоконник и склонилась над ней. Чувствуя внутри какое-то беспокойство, Анна искала его причину на фотографии, внимательнее вглядывалась в буквы и вдруг заметила, что у них есть продолжение. Линия, похожая на неровную дугу, была буквой «С», которую начертала слабеющая рука Паниной.

Услышав звук открывшейся двери, Анна обернулась и увидела Платонова.

– Иди сюда! – позвала она и, когда Павел подошел, вручила ему лупу и ткнула пальцем в фотографию: – Смотри сразу за буквой «У».

Платонов склонился над снимком:

– И что? Какая-то извилистая полуокружность.

– Скорее, дуга, – подсказала Анна.

Он присмотрелся и согласился:

– Ну да. Очень похоже.

– А что, если это «С»?

– Вполне может быть!

– Что же тогда выходит? – Анна ошарашенно уставилась взглядом в окно. – Выходит, это никакие не инициалы и не первые буквы фамилии, а слово «ГУСЬ»? Просто на мягкий знак у Паниной не хватило жизни.

– Прямое указание на место работы убийцы!

– Из показаний свидетелей нам известно, что Панина бывала в кафе «Сытый Гусь». И она, как привлекательная женщина, могла приглянуться преступнику…

– …он мог ее выследить, изнасиловать и убить, – заключил Павел, но тут же оговорился: – Меня смущает только один момент. Судя по тому, что под гипнозом рассказала Колодяжная, Панина была знакома с убийцей. Но ведь мы, когда приходим в ресторан или в кафе, не знакомимся с поварами.

– Дай-ка вспомнить… – задумчиво проронила Анна. – Усков рассказывал, что однажды по-дрался в этом кафе из-за Паниной.

– С кем?

– С каким-то поваренком. По его словам, тот слишком откровенно пялился на Панину, – сказала Анна и уверенно подытожила: – Этот поваренок запросто может оказаться нашим кондитером! И кстати, – она вопросительно взглянула на Павла, – ты сделал то, о чем я просила?

– В помещении кафе «Сытый Гусь» теперь сетевой мини-маркет, – начал Платонов. – Первый же человек, уборщица, которой я задал вопрос, призналась, что работала на кухне в «Сытом Гусе».

– Что-нибудь полезное рассказала?

– Нет, не успела. Менеджер магазина отправил ее мыть подсобные помещения.

– Почему не показал удостоверение и не договорился?

– Не стал подводить старуху, – признался Павел. – Мы договорились, что я подойду к двум часам, когда у нее закончится смена.

Взглянув на часы, Анна сгребла пальто и сумку.

– Поедем вместе!

– Так рано же еще, – улыбнулся Павел.

– Если что, подождем на улице. До магазина еще нужно доехать.

Как и предполагал Павел, до места они добрались за сорок минут до назначенного времени. От нечего делать прогулялись, дошли до проходной кирпичного завода, возле которой курил вахтер.

– Завод-то работает? – спросила Анна.

Старик выбросил окурок и безнадежно махнул рукой:

– Лет десять как разорили. Теперь здесь ничего не работает. Руководство сдает помещения под склады. А ведь когда-то всю область кирпичом снабжали.

Искренне посочувствовав старику, Анна и Павел вернулись к продуктовому магазину, откуда вскоре вышла Тамара Петровна – так звали бывшую повариху «Сытого Гуся». Это была тощая семидесятилетняя женщина, одетая в объемный стеганый пуховик, отчего фигура ее была похожа на чупа-чупс, где вместо палочки торчали жилистые длинные ноги.

Она деловито осведомилась:

– Вы точно из полиции?

Анна и Павел, не сговариваясь, показали удостоверения.

– Из Москвы-ы-ы… – протянула женщина. По ее тону было понятно, что это обстоятельство прибавляет им веса. – А я в этом доме живу. Если желаете, поднимемся ко мне, там и поговорим.

– Лучше прогуляемся, – предложила Анна.

– Я со шваброй так уже нагулялась, что ног не чую.

– Тогда сядем на скамейку. Разговор не займет много времени.

Они прошли в сквер и расположились там.

– Как вышло, что вы на протяжении стольких лет работаете в одном помещении? – спросила Анна.

– Так я же сказала, – улыбнулась Тамара Петровна. – Живу в этом доме. Удобно.

– До какого года здесь располагалось кафе «Сытый Гусь»?