– К делу переходи.

– Короче, нашел я эту самую тетку, сменщицу Макаровой. Она вышла замуж и стала Тимофеевой.

– Поговорить удалось? – уточнила Анна.

– Еще как! – воскликнул Платонов. – Бабка оказалась говорливой и доброй. Накормила меня обедом, потом почаевничали.

– Суть излагай, – нетерпеливо напомнила Анна.

– Излагаю, – кивнул Платонов. – Тот день она хорошо запомнила. Сказала, всю жизнь переживала из-за Макаровой, считала себя виноватой.

– С какой это стати?

– С такой, что опоздала на два часа и той пришлось возвращаться домой ночью.

– Рассказала, почему опоздала?

– Вы не поверите…

– Давай говори!

– Ее задержал мужчина, точнее, парень, с которым у нее было свидание. И знаете, где они познакомились?

– Где?

– В кафе «Сытый Гусь», которое располагалось в том же доме, что и аптека. Он работал в «Гусе» кондитером.

– Как странно… Сегодня я о нем уже слышала.

– Про этого парня?

– Про «Гуся». – Анна помолчала, задумавшись. – Впрочем, с кем бы я ни говорила о Паниной, все упоминают это кафе.

– Тимофеева рассказала, что в те времена оно было очень популярным. Большое открытое пространство, посетители видели кухню, а повара – посетителей. Ассортимент закусок был небольшой. Туда ходили в основном из-за выпечки и кондитерки.

– Чего-чего?

– Пирожных было много и булочек с марципаном.

– Эта Ивлева… – Анна осеклась. – Тьфу, Тимофеева сказала, почему не смогла прийти на работу вовремя?

– Я повторюсь, у нее было свидание с тем самым кондитером. Последние два часа они целовались в сквере, и он не отпускал ее, то есть удерживал. – Платонов усмехнулся: – Но мне кажется, что она сама не слишком возражала…

– Оставь свои домыслы и рассказывай то, что есть.

– Тимофеева сказала, что в конце концов парень сильно распалился.

Анна осведомилась:

– Имело место насилие?

– Этого не было. Он явно хотел большего, но она ему отказала. Когда стемнело, пошел дождь, и ей удалось вырваться.

– Кондитер остался в сквере?

– Когда Тимофеева заходила в аптеку, она видела его краем глаза.

– Значит, он был рядом… – Выдержав небольшую паузу, Анна продолжила: – Послушай, Платонов, а что, если…

Но Павел продолжил за нее:

– …не получив удовлетворения от одной, подкараулил другую?

– Вот тебе и объяснение, откуда на блузке Макаровой оказался кристалл ванилина.

– Ну да! Парень-то был кондитером!

– Она запомнила его имя?

– Нет! Откуда? Прошло тридцать два года.

– Внешность описала?

– Вы не поверите… – Павел многозначительно смолк.

– Кончай интриговать, говори.

– Все в точности совпадает с описанием Колодяжной: среднего роста, плотного телосложения, темноволосый, улыбчивый, сволочь, и румянец во всю щеку.

– Кажется, мы что-то нащупали…

– А я что говорю!

Анна встала с дивана, закрыла ноутбук и обернулась к Платонову:

– Завтра все обмозгуем, а сейчас иди, отдыхай.

Однако, когда он вышел, Анне в голову пришла хорошая мысль, которую потребовалось срочно донести до Платонова. Она покинула номер, прошла до его двери, толкнула ее и замерла на пороге. Посреди комнаты, обнявшись, стояли двое – Татьяна Краюшкина и Павел.

Анну буквально вынесло в коридор, и она уже заходила в свой номер, когда ее окликнул Платонов:

– Анна Сергеевна! Вы что-то хотели?

– Завтра утром отправляйся к дому, где располагался тот самый «Гусь». Разузнай, где это кафе сейчас, – сказала Анна и скрылась в своем номере. Пройдя в комнату, она остановилась и удивленно спросила: – А ты что здесь делаешь?

Стоявший у окошка Стратонов обернулся:

– Дверь была открыта. Стукнул, ты не ответила. Вот. – Он неопределенно развел руками. – Я и решил зайти. Где ты была?

– Неважно. – Анна прошлась по комнате, собрала разбросанные вещи и сунула их в шкаф.

– Я слышал голос Платонова. Общаетесь после работы?

– Тебе показалось.

– Хотел поговорить в управлении, но потом решил позвать тебя в «Зодиак». Уверен, что ты еще не поужинала.

– В ресторан с тобой не пойду, – отрезала Анна. – Хочешь поговорить, давай здесь.

– Знаешь, – он подошел ближе, – меня всегда поражала твоя бесцеремонность. В тебе так мало женского.

– Все, что хотел сказать?

– С какой стороны ни зайди, все равно кусаешься. А ведь всего несколько дней назад все было по-другому.

– За эти несколько дней многое изменилось, – сказала Анна и холодно, с вызовом посмотрела ему в глаза.

С лица Стратонова не сходила усмешка.

– Видишь ли, я должен поговорить с тобой, но мне бы не хотелось этого делать у себя в кабинете. У нас, как и в других коллективах, все очень непросто, есть противодействия, стычки, конфликты.

Заметив на спинке кресла бюстгальтер, Анна хотела его убрать, но Стратонов заступил ей дорогу и обнял.

– Давно мы так не стояли…

Она резко освободилась:

– Что на тебя нашло?

– Нет так нет! – Он поднял руки. – Я давно не претендую на твою взаимность.

Спрятав бюстгальтер в шкаф, Анна развернулась:

– Слушаю тебя, говори.

– Можешь объяснить, что происходит? – Стратонов говорил медленно, словно диктуя, при этом вглядывался в ее лицо, стараясь не пропустить ни одной эмоции.

– В природе? – Анна усмехнулась: – Логично было бы уточнить: что же за всем этим будет? И я тебе отвечу: будет декабрь.

– Будет декабрь, вы считаете?

– Да, я считаю.

Перебросившись этими фразами из знаменитой песни[3], они замолчали, изучающе, словно дуэлянты, оглядывая друг друга.

Наконец Стратонов сказал:

– Недооценил я тебя, Анька. Ошибся. С тех пор как ты здесь, в управлении все зашаталось и пошло кувырком.

– Тебе никогда не приходила в голову мысль, что работа – это всего лишь работа?

– Слишком глубокомысленно. Что ты имеешь в виду?

– Слишком много сил тратишь на интриги и сплетни, на работу ничего не остается.